Настало время считать оставшиеся до демобилизации дни по ужинам. Поужинали – день прошёл, и так девяносто дней. До чего же медлителен этот солдатский календарь!

И вот пришёл долгожданный день отъезда. Создалась двойственность: насовсем прощаться или на время. Большинство отъезжающих «рубило канаты». На перроне толпились и отъезжающие, и провожающие, среди которых мелькали офицерские фигуры. С командиром роты в станционном буфете выпили по сотне граммов, он пожелал всем троим своим подчинённым успешного поступления. Быстров ехал поступать в Горский механический институт, компанию ему составили Стас Шишков, Валера Зубцов, Эдик Мамонтов и Володя Ларионов. Ему исполнилось 23 года, возраст, когда его некоторые сверстники, «закосившие» от армии, получили дипломы об окончании вузов.

Приехали. Без проволочек сдали документы в приёмную комиссию, разместились в общежитии и почти без передышки на экзамены. Особую трудность представлял иностранный язык. Дело в том, что в школе он учил немецкий, здорово учил – таков был учитель. В техникуме был только английский. За три года английский вылетел из головы, немецкий остался. В институт сдавал немецкий.

Все армейцы приходили на экзамены подчёркнуто в гимнастёрках со свежими подворотничками, в начищенных сапогах. За отворотами пилоток прятали шпаргалки. Незнакомые, они приветствовали друг друга, перебрасывались несколькими фразами. К сожалению, служба не давала привилегий и преимуществ при поступлении, как принято в некоторых странах, например, в Израиле, где в армию стремятся, где даже девушки служат. Солдатская форма только психологически вызывала сочувствие у некоторых экзаменаторов. Почти каждый из них непременно как-то реагировал, перебрасывался лишней фразой или просто сочувственно улыбался: то ли жалели за безвозвратно потраченные годы, то ли видели крепких физически и духом парней, на долю которых выпали испытания, связанные со всевозможными ограничениями в поведении, выборе желаний, свободой перемещения, формы одежды, с выражением своих эмоций, и у которых не угасло стремление к постижению наук и поиска своего места под солнцем.

Словом, вступительные экзамены Быстров сдал, набрал нужные проходные баллы и через несколько дней судорожно «утюжил» вывешенные на доске объявлений списки зачисленных в институт. Несколько раз взгляд пробегал мимо фамилии, возвращался, пока устойчиво не упёрся в неё. Напряжение было настолько велико, что поначалу даже не обрадовался, не подпрыгнул и не завопил, как некоторые: одни от радости, другие от горечи. Только отойдя от доски, ощутил в душе прилив тёплой волны, вернулся, ещё раз убедился в том, что стал студентом. В числе зачисленных также оказался Володя Ларионов.

Шишков, Зубцов и Мамонтов «провалились» на первом же экзамене – ещё одно подтверждение того, что военнослужащие не имеют льгот при поступлении в вузы. Однополчане встретились в кафе, выпили, разговорились. Хмель подействовал, у Андрея исчезло двойственное чувство: с одной стороны он был безмерно рад своей удаче, с другой – сочувствовал товарищам, которым нужно возвращаться в часть и несколько месяцев дослуживать в том месте и с теми людьми, с которыми недавно распрощались. Но ребята уже успели свыкнуться со своим поражением и начали подтрунивать над собой, друг над другом, выпили за успех Андрея и Володи, которые просили передать приветы общим знакомым.

***

Начиналась новая пора в жизни Быстрова. Он даже не задумывался, на что будет жить, хотя пришло время сменить военную форму на вольную. Мать за работу в колхозе получала вместо денег «палочки», брат имел свою семью и жил скромно. Но все были рады его успеху. К первому сентября купили ему самое необходимое, жить же предстояло на стипендию.

Накануне объявили сбор группы. В аудитории приглядывались друг к другу, ведь предстояло в таком составе проучиться пять лет. В группе на два с половиной десятка парней пришлось две девочки - Люся и Алла – обычная картина для технического института. Несколько ребят после армии, правда, никто форму не надел – ни к чему. Остальные «желторотые», вчерашние десятиклассники. Объяснили институтские порядки: лекции, семинары, лабораторные, дважды в год – сессия. Быстрова назначили старостой группы. Ну, кого же ещё? Армеец, сержант, кандидат партии, пролетарского происхождения. Всем армейцам, но далеко не всем желающим, дали места в общежитии. Потекли студенческие дни и месяцы. Изучаемые дисциплины наваливались тяжёлым грузом. Высшая математика и теоретическая механика, сопромат (сопротивление материалов) и теория механизмов и машин, гидравлика и экономика поначалу чередовались с химией, физикой, черчением, английским и философией. Лабораторные, коллоквиумы, зачёты, семинары. Только успевай поворачиваться. Стоит чуть ослабить – уже должник. Каждый преподаватель свою дисциплину, свой предмет считал главнейшим и доказывал, что в будущей профессии инженера без него просто не обойтись.

Но студент оставался студентом. Многие «закалывали» лекции, иногда в аудитории бывало до стыдного мало слушателей. Преподаватели жаловались в деканат, туда приглашали старосту Быстрова и вели беседы. Нерадивых могли наказать, снять со стипендии или отчислить. Ему же не хотелось быть этаким надзирателем, ставить в журнале посещаемости прогулы, осложнять отношения с ребятами. Он, правда, иногда предупреждал ребят на групповых собраниях, однако отношение оставалось прежним. Претило обычное «Андрей, ты отметь, что я был на лекции», некоторые и до того не снисходили.

Заместителем старосты был Василий Яркин, бывший флотский, привыкший к дисциплине и порядку, лет на семь-восемь старше большинства ребят, не раз высказывал недовольство по поводу нерадивого отношения к лекциям. Он возмущался открыто, потом попросил ведение журнала поручить ему. Конечно, что же входит в обязанности заместителя, если не ведение журнала? На первой же лекции Вася добросовестно отметил всех прогульщиков в журнале. И на второй и на третьей… Что тут началось! На него «наехали», требовали сбавить обороты, тот не отступал. Стали настаивать, чтобы староста вернул журнал себе. Здесь Андрей упёрся: свалить такую обузу и снова нагрузиться - ну уж, дудки! Ребята подтянулись.

Туго доставался первый семестр, занимались усиленно, включая выходные. Однако со временем выработался определённый режим, распорядок, последовательность в распределении учебных нагрузок. Научились лавировать, отдавать приоритеты, изучили характеры, слабые стороны преподавателей. Высвободилось время. Появились друзья, из своей группы Андрей близко сошёлся с Толей Григорьевым и Юрой Минаевым. Их прозвали «тройкой дружных лошадей». Стал регулярно играть в любимый волейбол, с друзьями ходили в кино, на концерты, в парк, заводили знакомство с девчонками. Однажды в молодёжной газете Андрей прочитал объявление о наборе курсы комсомольских репортёров. Толя сказал, что Андрею это подходит. Тот ринулся на эти курсы и увлёкся. Стал пописывать в газету на студенческие темы, получал приличные, по его меркам, гонорары.

Жизнь вошла в студенческую колею. Неудержимо приближалась первая зимняя сессия, нужно в обязательном порядке «подчистить хвосты» в виде лабораторных, курсовых работ, зачётов по ряду предметов, «тысяч» по английскому языку.

Кое-как встретили Новый год и снова за учебники. Экзамены трое друзей сдали на «хорошо» вперемежку с пятёрками, стипендия на очередные полгода гарантировалась. Интересную позицию на экзаменах занимал Толя. Садясь за стол экзаменатора, на вопрос того: «Ну, как у нас дела?» неизменно отвечал: «Один философ (какой – он не знал) говорил: «Я знаю, что я ничего не знаю», чем вызывал улыбку преподавателя и приступал к ответу на билет. Выходя с зачёткой в руке из аудитории к дрожащим от напряжения ребятам, ожидающим своей очереди, на вопрос «ну, что?», неизменно отвечал: «четвертак». Не все преодолели этот рубеж: кто-то остался без стипендии, кого-то отчислили. Начинались безмятежные каникулы.

***

Второй семестр начинался с раскачкой. Ещё бы! После сессии и каникул… Обретён опыт, процесс пошёл. Субботние и воскресные вечера были отданы под развлечения. Обычно они сводились к институтским вечерам или танцам в общежитии. Механический институт катастрофически страдал нехваткой женской студенческой части, вечера от этого были скучноватыми. В группе Андрея учились всего две девочки – Люся и Алла, которые давно стали «своими парнями». Их принимали как равных себе, но если случалось застолье, то тут приоритет безоговорочно отдавался им. Ребята бежали в магазин, они всё готовили, выставляли, после мыли посуду, подметали полы. В них никто не видел будущих избранниц. Правда, случались исключения. Игорь Климентьев сделал своей избранницей девочку Иру из параллельной группы. Они влюбились, каждую свободную минуту были рядом. Словом, спустя несколько месяцев назначили свадьбу. По сложившейся в институте традиции на свадьбу в студенческой столовой пригласили его и её группы в полном составе, играл факультетский духовой оркестр.

На свадьбе случился казус. Под ритуал, тосты, поздравления, молодой здоровый хохот успели опрокинуть по три-четыре рюмки и пошли танцевать под оркестр. Больше Андрей ничего не помнил. Очнулся в подъезде соседнего с общежитием дома, у батареи отопления – потому и не продрог. С трудом разобравшись, что произошло и где он находится, добрался до общежития, лёг на кровать и уснул. На другой день собралось несколько участников свадебного пира и по крупицам стали восстанавливать события вчерашнего вечера. Оказалось, родители Игоря работали на спиртзаводе, и им, видимо, на свадьбу отпустили своей ходовой продукции. В графинах был разведённый спирт большой концентрации. Непривычный к крепким напиткам, Андрей сразу вышел из строя. Так он напился первый раз в жизни. В его состоянии оказались многие и оркестр в целом. К инструментам встали те, кто хоть раз держал в руках инструмент. Свадьба продолжалась около двух часов, студенты, за исключением девчонок, отключились. Вспоминая подробности, хохотали до слёз.

В соседнем пединститут соотношение ребят и девчат было как раз обратным – на группу приходилось трое-четверо ребят, а в основном - девичье царство. На их институтские вечера обычно направлялись ребята из механического. Казалось бы, объединить две половины и все были бы довольны. Ан, нет. Руководство пединститута не приветствовало появление большого числа ребят. Может, оттого, что пеклось за нравственность девчат, но скорее всего дело было в другом: ребята нередко появлялись навеселе и с собой приносили. После вечера оставались пустые бутылки, разбитый санфаянс в туалете. Хозяевами на вечерах были ребята, и они ревностно оберегали своих однокурсниц к их неудовольствию. Чтобы попасть на вечер, нужно заручиться приглашением или всеми правдами и неправдами пробиваться через кордоны дежурных. Некоторые лезли по водосточной трубе. Хорошо было тем, кто имел твёрдое знакомство в пединституте.

Первый раз на вечер Андрея позвал Толя. Он коренной горожанин, знал все порядки, где-то раздобыл два приглашения. Это был вечер 7 марта, он посвящался Международному женскому дню. Состоялся небольшой концерт, завлекали аттракционы, затейники, но ждали танцев.

Танцы по традиции начали с вальса. Вальс – особый танец, привлекательный, сложный, размашистый, танец двоих. Он, как роза в саду, среди прочих цветов: нежная, роскошная, труднодоступная и радующая глаз. Немногие владели всеми параметрами вальса. Особенно трудно давались круговые движения, когда важна гармония партнёров. Если же один из них давал сбой или не попадал в такт музыки, то пара обречена, она сразу переходила на топтательные движения, свойственные каждому современному танцу и не требующие никаких навыков.

Андрею со школьных пор удалось освоить главные движения вальса, он благоговел перед вальсом, но всякий раз боялся ошибиться в партнёрше. Не раз попадал в ситуацию, когда партнёры наступали друг другу на ноги, извинялись, пропадало радостно-возвышенное состояние, когда оба с испорченным настроением ждали скорейшего окончания танца.
Андрей и Толик стояли рядом и смотрели, как расширяется круг танцующих, как в него втягиваются всё новые и новые пары. Толя не любил делать из пустяков проблем.
- Пойдём танцевать, а то всех девчат разберут, - заторопил он.
- Ты знаешь, боюсь, что у меня не получится, особенно, если девчонка плохо владеет вальсом.
- А ты не кружись, танцуй как большинство. Смотри, среди всех только две-три пары красиво вальсируют, а остальные довольствуются простыми движениями. Вот смотри, у окна стоит неплохая «куколка», пойду её приглашу. – Вскоре он уже весело щебетал с партнёршей и даже сделал попытку закружиться, но она окончилась неудачей, что вовсе не отразилось на настроении друга. Пока Андрей колебался, перебирал взглядом студенток, пытаясь угадать их способность в вальсе, танец закончился. Начало танцев не задалось. Разгорячённый Толя вернулся к нему и сразу стал нахваливать Свету - его новую знакомую студентку второго курса филфака.
- Андрюха, я, наверно, её сегодня закадрю, - сразу объявил он. Толя был влюбчивым и легкомысленным, всех своих новых девчонок он называл не иначе как «куколками» или «крошками» и предпочитал сначала знакомиться и распознавать, у Андрея же получалось почти наоборот.
- Чего же ты её оставил, ещё кто-нибудь подхватит.

- У меня принцип – не связывать себя и девчонку путами на весь вечер. Мы договорились изредка танцевать, а после я провожу её. А ты, я чувствую, как на всю жизнь выбираешь. Иди, а то все танцы простоишь. Вон смотри, только что вошла в зал, смазливая крошка. Приглашай, не то проворонишь. – Толя снова отправился приглашать свою новую знакомую на танго, у Андрея же начинало портиться настроение. Он равнодушно взирал на пары, изредка мелькало оживлённое лицо друга, начинал поглядывать на часы. Девчонок почти всех разобрали, другие ему не приглянулись.

Вдруг плотная стена танцующих словно раздвинулась, в нескольких шагах от него стояла очаровательная девушка и улыбалась, глядя на него. В её внешности всё контрастировало: белое лицо обрамляли чёрные волосы, на красном в талию платье выделялась нитка белых крупных бус. «Какая красивая! На кого же она смотрит? Не на меня же, ведь я вижу её впервые…», - мелькали обрывки мыслей. Что-то привлекающее и почти знакомое читалось во всём её облике. Он оглянулся, все были заняты своими сиюминутными заботами. Значит, она смотрела на него. «Я приглашу её на танец», - и пока мгновение раздумывал, увидел, как известный институтский ловелас направился к ней. В жизни некоторых людей движение вперёд, душевные порывы зачастую отягощаются неуверенностью. Андрей относился к такой категории, возможно, потому, что три года жил, руководствуясь армейскими суровыми порядками, уставами, командами. На сей раз он использовал внезапный прорыв, как единственный способ справиться с ситуацией. Решительно направился к девушке, от которой не отрывал глаз. Подошёл одновременно с ловеласом. «Девушка обещала этот танец мне», - сказал так твёрдо, что не привыкший к отказам малый замешкался. Андрей взял её за руку и увлёк в круг танцующих. Она продолжала улыбаться.
- Мы с вами где-то встречались? – произнёс он первый пришедший на ум вопрос.
- Вчера я смотрела фильм с таким названием, только без вопросительного знака. С участием Аркадия Райкина. Нет, я вас увидела впервые. Меня зовут Маша, - просто представилась она. – Я учусь на третьем курсе пединститута.
- Андрей, - спохватившись и укоряя себя за то, что инициатива в разговоре переходит к ней. – Я первый раз здесь, меня пригласил мой друг Толик, он где-то танцует. Мы с ним из механического, первокурсники, хотя и совсем старые. Мы после армии поступили.
- Ваш друг на вечерах человек не новый, он развлекает нашу Свету.
Андрей весь вечер не отходил от Маши. Они танцевали каждый танец, не замечая окружающих, опасаясь, что кто-то нарушит их гармонию. Они сближались, давно перешли на «ты», он успел разглядеть её лицо с маленькой чёрной точкой на щеке, ближе к верхней губе. Когда их толкали, он ощущал упругую грудь Маши. Ему хотелось, чтобы толкали ещё чаще и увлекал её в самую гущу. Вдруг он увидел недалеко от себя лицо Толи, который укоризненно-шутливо качал головой и делал знаки, чтобы после танца Андрей подошёл к нему.
Договорившись с Машей, что в любом случае домой после вечера они пойдут вместе, он разыскал друга.

- Ну, ты даёшь! Где ты разыскал такую кралю? Не отходишь от неё совсем, словом перекинуться не с кем. Ты пойдешь провожать или помашешь ей ручкой? – Андрею не нравился его фривольный тон, он считал по отношению к Маше его оскорбительным и высказал другу. Тот отреагировал мгновенно. – Всё понял, тогда ты познакомь меня с ней. Чувствую, что устои нашей мужской компании поколеблет вмешательство женщины.

Андрей и Маша шли по снежным улицам, взявшись, словно школьники, за руки. Они говорили и говорили, словно каждый стремился высвободить накопившиеся чувства и поведать их друг другу. Так бывает у влюблённых, когда они словно говорят: вот видишь, я весь перед тобой открыт, я поверяю тебе свои тайны и сокровенные мысли и не допускаю, что ты используешь их превратно или против меня.

Дорога показалась им слишком короткой, их общежития располагались недалеко друг от друга. Время бежало быстро, приближался час, после которого в общежития пускали с трудом, с замечанием. Завтра 8 марта. Они договорились праздник отметить у неё в общежитии, заодно и с девчонками, соседками по комнате он познакомится.

Андрей пришёл в общежитие почти вовремя, ребята спали. Как же можно спать в такой вечер! Он быстро и бесшумно разделся и нырнул под одеяло. Сон не шёл, Андрей «прокручивал» весь нынешний вечер почти поминутно и пришёл к выводу, что таких мгновений в его жизни было немного. Разве что некоторые детские радости, завершение срока армейской службы и поступление в институт. Нет, всё это несравнимо, нынешнее чувство – что-то другое, труднообъяснимое. Если есть любовь с первого взгляда, то это как раз тот случай, если бывает счастье, то оно его посетило, наполнило душу.

Уснул незаметно. Проснулся поздно, когда ребята хлопотали по случаю женского праздника, готовились к вечерним танцам в общежитии. В комнате их пятеро: разные по возрасту, характерам, способностям. Сегодня они показались Андрею какими-то другими, более приветливыми и внимательными.

- Что-то ты, Андрюха, нынче долго спишь. Пора девчонок поздравлять, - начал Женька. – Ты чего молчишь? Смотрите-ка, ребята, он с утра чего-то улыбается, наверно, вчера хорошо порезвился. Вы с Толиком, кажется, в пединституте были на танцах? Может, ты влюбился? – сказал обычным тоном, походя, не придавая значения своим словам и не подозревая, что попал в самую точку. Андрей же находился под впечатлением от вчерашнего и вдруг испугался: уж не приснился ли ему красивый сон? Или сегодня всё покажется в ином свете. Словом, он боялся вспугнуть свою птицу счастья.

В назначенное время, прихватив цветы и бутылку вина, он пришёл к Маше. Она встречала его у входа, праздничная и улыбающаяся, и показалась ему неотразимой. Он поздравил её с праздником, она повела его в свою девчачью комнату и познакомила с тремя своими подругами. Они все находились в том приподнято-хлопотливом состоянии последней стадии подготовки незамысловатого праздничного стола. Андрей сразу же забыл кого и как зовут и в процессе застолья восполнял пробел. Как-то странно посмотрела на него Лариса. Пришли ещё два парня. Выпили, расслабились, спели всем доступные застольные песни, включая студенческие:
Коперник много лет трудился,
Чтоб доказать земли вращенье.
Дурак, он лучше бы напился,

Тогда бы не было сомненья.

Припев:
По рюмочке, по рюмочке
Налей, налей, налей,
По маленькой, по маленькой,
В чём поят лошадей.
Девчата оказались певучие, Андрей тоже неплохо пел. Песни лились одна за другой почти без промежутка: «Катюшу» сменили «Подмосковные вечера», «Надежда», «Мишка» с его улыбкой, полной задора и огня, туристские и народные. Песен было много, кто-то предложил игру: каждому из неспетой песни исполнить один куплет. Андрей для таких случаев держал детскую, незамысловатую песенку, которую все знали и немедленно подхватывали: «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам…». Потом пошли игры, крутили пустую бутылку на полу с завязанными глазами и целовались с тем, на кого укажет горлышко. Словом, резвились, дурачились, веселились по студенческому принципу: «От сессии до сессии всегда студенты веселы, а сессия всего два раза в год».
- Машенька, давай удерём, - шепнул он ей при общем гаме, шуме и возне.

- Давай, - кивнула она и стала выбирать его пальто в куче брошенной на стулья одежды. Одевшись, хотели выскользнуть из комнаты незамеченными, не прощаясь, как говорится, по-английски. Все сделали вид, что не замечают их ухода, только Лариса снова пристально посмотрела на него, хотя выражение её лица не выражало никаких эмоций. Они выскочили в коридор, направились к выходу. Почти в каждой комнате веселились и пели при снисходительном по случаю праздника отношении общежитейского начальства. Оказавшись на улице, он привлёк Машу к себе и поцеловал в податливые губы, потом ещё, совсем не обращая внимания на поздних прохожих. Им ни до кого не было дела.

Андрей предложил пойти на танцы в его общежитие, она не возражала.

Когда вошли, сразу окунулись в атмосферу праздника. Красный уголок был переполнен, но на студенческих вечерах не бывает настолько полных залов, чтобы в них нельзя было втиснуть столько же тел. Сняв пальто, они «ввинтились» в галдящую толпу и отвоевали себе место для двоих. Что-то происходило на сцене, где сражались несколько смешанных пар, которых затейник хотел выставить в смешном виде. Продолжились танцы. Уже не осталось середины, негде было кружить вальсы, да этого никто и не хотел, каждая пара танцевала там, где стояла. Они недолго оставались незамеченными, к ним протиснулся Женька из его комнаты, тоже успевший отметить праздник. Андрей познакомил его с Машей. Они не заметили, как бежит время, танцы продолжались до полуночи. Прошли сутки их знакомства, им же казалось, что они знают друг друга очень давно.

***
Андрей и Маша встречались почти каждый вечер, беспорядочно разгуливали по улицам, в городском парке, увлечённо беседовали, нередко беспричинно хохотали. Им было хорошо. Иногда ходили на концерты, в кино, однажды случайно попали на институтский вечер поэзии. Им понравилась лирика в исполнении авторов, некоторые строчки и четверостишия находили у них понимание и душевный отклик, они были созвучны их влюблённому состоянию. Он заходил в её общежитие в праздничные дни, на дни рождения девчат. Однажды привёл её в своё общежитие, в свою комнату, познакомил с ребятами. Те предложили дружить комнатами.
Их привыкли видеть вместе, связывали серьёзным совместным будущим, удивлялись, если вдруг на какой-либо массовке он появлялся один. Оба заметно сдали в учёбе, у него появились «хвосты», задерживалась сдача зачётов, лабораторных работ, а на горизонте замаячили очертания летней сессии. Как-то попробовали заниматься вместе в библиотеке, однако из этого ничего не вышло. Науки не усваивались, они часто перешёптывались, вызывали неудовольствие сидящих за соседними столами.
Их отношения уже позволяли начать разговоры о совместном будущем. Оба не представляли, как и где в случае женитьбы они будут жить, на какие деньги. Андрей сказал, что он станет работать, учиться будет заочно или на вечернем отделении. Некоторые ребята из их группы так и поступили. Маша воспротивилась: ей оставалось учиться всего один год, после чего она пойдёт работать, а он продолжит учебу на дневном отделении. Словом, строили планы.
Вступила в свои права очередная весна, время испытаний студентов и влюблённых. Они упорядочили свои встречи, налегли на учёбу, учитывая пиковые ситуации друг друга.
1 мая 1964 года он встретил Машу после демонстрации, которые для студентов были обязательными, и пригласил её отметить праздник в его общежитии. Сказал, что ребята разъехались по домам и соберутся через пару дней. Она согласилась, тем более, что

погода испортилась, пошёл дождь. В нестандартной, большой комнате было тепло и, по их представлениям, уютно. Он рассказывал ей, как в их армейской «комнате» - в казарме стояли 150 коек и как-то удавалось создать личный мирок. То была самая просторная комната из всех общежитий, где ему довелось проживать. Сменил их он уже немало. В техникуме он два года жил в деревянном бараке без удобств. Зимой было так холодно, что им кроме одеял выдавали по два матраца: на одном спали, другим одевались. На старших курсах их разместили в «комфортабельном» общежитии, в комнатах на три человека. По окончании его направили в Горск, где предоставили заводское общежитие. Там и застал его армейский призыв, три года казарменных условий. Так что нынешний студенческий быт есть с чем сравнить. Маша удивлялась, иногда смеялась, сказала, что она попала в общежитие впервые, ей там нравится, подруги хорошие.

Андрей вытащил альбомы с фотографиями из техникумовской и армейской жизни. Здесь альбома завести не успел, слишком мало фотографий, любительские снимки беспорядочно лежали в конверте. Правда, один раз, сразу после поступления в институт, он сфотографировался у профессионала в гражданском костюме. Вид получился приличным, первое фото послал в армию, к ребятам в роту, как они того просили. Машенька разглядывала фотографии, изредка обращаясь к нему за разъяснениями. В них вольно или невольно отражалась его жизнь: учёба, работа, служба, отдых, туристские походы, лыжные прогулки в узких и больших кампаниях с девчонками. Весёлыми и беззаботными с фотографий гляделись студенческие будни и друзья, укоризненными казались выражения лиц матери и других родственников.

Пока Маша разглядывала фотокарточки, Андрей вытащил заранее приготовленную бутылку вина, стаканы, нехитрую закуску и предложил отметить Первомай. Это был один из двух главных советских праздников. Они выпили за весенний день солидарности трудящихся всего мира и за то, что они встречают его по-семейному, вдвоём. Когда-то их семья увеличится, у них будет не меньше двоих детей. Андрей хотел сначала иметь сына и назвать его Серёжей, потом дочку Наташку, хотя можно и наоборот. Маша со всеми его увлечёнными намерениями соглашалась, смеялась своими карими глазами и распахнутыми губами, обнажавшими ряды белых тесных зубов.

По радио передавали праздничный концерт. Они танцевали почти все мелодии, переминаясь с ноги на ногу. Им не важно было, какая звучала музыка: ритмическая, плавная или народная. Главное, что они были рядом, близки, он сквозь рубашку ощутил её грудь, обнял, их губы соединились. Поцелуй был долгим, всё проясняющим. Чуть отстранившись, он увидел её затуманенные глаза и с хрипотцой произнёс: «Как же я люблю тебя…». Их разум перестал контролировать действия глаз, губ, тел. Рука Андрея помимо его воли нащупала верхние пуговицы её кофточки, и упругая грудь оказалась в ладони. Он нетерпеливо, почти отрывая, расстёгивал другие пуговицы, запутался с застёжкой бюстгалтера на спине… И вот она предстала перед ним полунагая, с совершенным телом, не стесняясь его. Он целовал плечи, грудь, опустился на колени, а руки вседозволенно искали молнию на юбке. Машенька положила руки ему на голову, произнесла: «Не спеши, я хочу продлить этот счастливый миг… Ты у меня первый…». Юбка скользнула по её ногам, следом трусики. Он встал, почувствовал трепет любимого тела, рывком сдёрнул одеяло, взял на руки и бережно уложил Машеньку в постель и не мог оторвать глаз от этой прекрасной наготы. Потом присел на край кровати, она стала быстро расстёгивать его рубашку; торопясь и путаясь, он снимал брюки. Два возбуждённых молодых тела слились в одном порыве…

***

Стояла любимая пора Андрея – весна. В этом году она пришла рано и теперь щедро одаривала цветом сирени, черёмухи, жасмина, каштанов. После Первомая пошла череда праздников. К дню печати приурочили первый выпуск в школе репортёров. Андрей вместе со свидетельством об окончании получил удостоверение внештатного корреспондента молодёжной газеты. Это придавало уверенности, его публикации стали примечать в институте. Толя шутил: «Вижу тебя главным редактором «Правды». Маша всерьёз относилась к его занятию, высказывала мнение по поводу написанного им, иногда подсказывала сюжет.

Продолжались счастливые дни. Он прожил почти 24 года и не знал, что можно так любить и получать ответное чувство, что можно так понимать друг друга. Временами ему казалось, будто он имеет незаслуженно большое, не одному ему предназначенное счастье. 18 мая договорились встретиться на обычном месте в назначенное время. До этого они не встречались больше недели. Маша уехала к родителям, приболела мать. Обоих терзали предсессионные обязательства, которые порой бывали важнее самих экзаменов.

На свидание пришли вовремя. Андрей по обыкновению хотел обнять Машу, но та вдруг отстранилась с серьёзным, непривычным для неё выражением лица. Он несколько опешил от такого приёма, снова сделал попытку приблизиться к ней, она отступила на шаг.
- Машенька, у тебя что-нибудь случилось? Как здоровье мамы? – участливо спросил он.
- Нам не нужно больше встречаться, - отрезала она, держа руки в карманах плаща и как бы показывая отстранённость, дистанцию, которой он должен придерживаться. Чувствовалось, что эти слова дались ей нелегко.
- Если это шутка, то она мне не понравилась. Тогда объясни причину такого твоего решения, - пытался он осмыслить происходящее и чувствовал приближение чего-то непонятного, непоправимого, беды, катастрофы.

- Это не шутка. Повторяю: нам не надо встречаться, - ледяным тоном отрезала Маша и достала из кармана плаща его фотокарточку, которую она в памятный первомайский вечер «утащила» из альбома. И вернула ему. Андрей машинально взял и только тут понял, что поставлена точка в их отношениях. Маша повернулась и уходила, не попрощавшись. Андрей провожал её взглядом, полным недоумённых вопросов. Ничего больше не мог придумать, как разорвать на мелкие кусочки фото, словно оно было причиной разлада. «Как она могла после того, что было? Ну и пусть… Проживу и без тебя! Мало ли девчонок…», - подумал сгоряча, обрывками мыслей, разозлившись и на самого себя и на Машу.

Свидание заняло всего несколько минут, он даже не подозревал, что его отголоски будут преследовать Андрея всю жизнь. Пришёл в общежитие рано, разделся, лег в постель, которая ещё хранила ощущения незабываемой первомайской ночи, отвернулся к стене. Соседи по комнате не ожидали такого раннего его появления, молчания и плохого настроения.
- Андрюша, ты чего сегодня так рано? – стал приставать Женька. – Маша не пришла что ли, или поссорились? Помиритесь.
Он думал, как поступить ему завтра, через неделю, через месяц. Нет, завтра стоит с ней объясниться, выяснить причину её поступка. Может, что дома случилось или он чем-то вызвал такое отчуждение, холод. Вот уж поистине гласит народная мудрость: от любви до ненависти один шаг.
Назавтра после лекций он зашёл в общежитие к девчатам. В комнату его не пустил вахтёр: экзамены, мол, на носу, посторонних пускать не велено. Попросил позвать Машу Званцеву из третьей комнаты. Через несколько минут вышла Лариса.
- Андрей, она сказала, что для тебя её нет дома. Да не переживай ты. Мало ли девчонок встретишь, - успокаивала Лариса с какими-то весёлыми нотками в голосе, которые вызвали у него раздражение.
- Может, таких, как ты?
- Может, и таких. Чем я хуже её? – И провела ладонями по груди и талии. Она в самом деле была недурна и лицом, и фигурой.
- Ты не в моём вкусе, - резко отпарировал он.
- Ну, как знаешь, - загадочно-угрожающе произнесла Лариса и, покачивая бёдрами, удалилась.
Андрей выскочил из общежития, добежал до ближайшего телефона и позвонил. Подошла Маша.
- Маша, нам нужно встретиться, поговорить.
- Нам не о чем говорить. Ты больше не звони и не ищи меня. Желаю тебе удачи.
- Через полчаса жду тебя на нашем месте, - успел сказать он, после чего в трубке раздались гудки.

Прождав около часа, Андрей уходил, теряясь в догадках. Из всех вариантов он не принял во внимание одного – интригу.

***
В институте объявили о поспешном создании студенческих строительных отрядов. Предполагалась досрочная сдача экзаменов с последующей отправкой на объекты. Андрей подал заявление в отряд. От них быстро приняли зачёты, лабораторные работы, колоквиумы, прочие задания, провели предэкзаменационные консультации. Экзамены шли через день. В таком темпе, при высокой нагрузке Андрей почувствовал снова себя работоспособным, экзамены сдал без троек, стипендия гарантировалась. Ему нужны были физические нагрузки, чтобы сбросить нервные стрессы.

3 июня Маше исполнилось двадцать лет. Он пришёл с букетом цветов. Она вышла, увидела его, её глаза наполнились слезами. Повернулась и ушла. Он швырнул цветы в мусорную урну и уходил навсегда. И надолго уезжал, чтобы вычеркнуть из памяти два месяца и одиннадцать дней счастья и любви, закончившиеся горечью и разочарованием.

Их студенческий отряд, сформированный из двух учебных групп, держал путь на строящийся химкомбинат. Приехали, разместились в школе. Единодушно выбрали Толика бригадиром: расторопный, дело знает и за своих постоять сможет. Утром следующего дня – на стройку. Поставили на выгрузку кирпича с железнодорожных платформ – труд не из лёгких: взял шесть кирпичей в вагоне и по трапу к штабелю, взял – уложил. Через два часа объявили перекур, все лежали пластом: болят руки, ноет спина, ноги отказываются повиноваться. Перекур окончен, снова ритм, платформы не должны простаивать под выгрузкой больше положенного времени. С каждым днём число выгруженных платформ росло, но усталость чувствовалась меньше. Их голые спины становились белыми или красными в зависимости от цвета кирпича. Толя в своей армейской серой панаме сам ворочает по полной, покрикивает на слишком часто перекуривающих, подковыривает «сачков», девчонкам тоже достаётся.

Сориентировались в посёлке. У школы волейбольная площадка, недалеко чистый и уютный стадион, парк, лес, речка. Состоялись игры с местными командами. Первая волейбольная встреча с московскими студентами приинесла первое поражение. Однако их стали признавать как полноправных представителей Горского механического института. По выходным дням - незабываемые выезды на турбазу, что в сорока километрах. Начиная с четверга – пятницы, готовится почва: у начальства выпрашивается автобус, заготавливаются продукты, идёт моральный настрой.

В субботу по приезде на место они превращались в туристов. Кто-то разматывает удочки, грозя угостить ухой, ребята идут в лес за дровами, девчонки волшебствуют у костра. Наступают минуты блаженства, подаётся борщ или уха, приготовленные на лоне природы и поглощаемые в минуты заката солнца.
Воскресным утром, сразу после завтрака многие, включая девочек, переплывают Красивую Мечу, забираются на высокий берег, собирают дикую вишню, любуются спускающимся к реке лесом и кажущейся игрушечной их стоянкой.

В понедельник возвращались к трудам праведным. Строительный отряд создавался на июнь и июль, но на стройке была «запарка», катастрофически не хватало людей. Сказали, что нужно задержаться ещё на месяц, а сентябрь будет отпускным. Андрея такой вариант вполне устраивал, начало осени он намеревался провести у матери. Прошло лето, настала пора уезжать. Их рассчитали, они неплохо заработали, плюс стипендия за два летних месяца сделали Андрея богачём. По дороге домой в Москве купил себе необходимые вещи, подарки матери. Сентябрь посвятил ремонту родного материнского дома. С помощью бывших однокашников очинил крышу, крыльцо, перегнал полы, выбрал картошку.

***
Толя прислал письмо, где сообщал, что занятия в институте начинаются 23 сентября, а не 1 октября, как предполагалось ранее. Приехал, группа собралась почти в полном составе. Появился новичок Миша Перов, земляк, приехал из Орла, с завода вычислительной техники. Перевёлся после маяты на заочном отделении. Узнали расписание, новости о перемещении в преподавательском коллективе, в институте и в городе. Началась обычная раскачка, погода позволяла играть в волейбол. Андрей погрузился в разные занятия, делал вид для окружающих, что роман окончен. Всех устраивал довод: мало ли их ещё будет? Однако рана кровоточила, старался обходить общежитие пединститута стороной. Он начал вести дневник, продолжал сотрудничество в газете.
Однажды он встретил Ларису.
- Андрей, что-то не заходишь в общежитие? – обрадовано, как ни в чём не бывало, заговорила она. У него мелькнула мысль, что Лариса поджидала его на «стометровке» - так называли участок тротуара, где соединялись маршруты следования студентов обоих вузов из дома на занятия и наоборот. Она выглядела, как и несколько месяцев назад, эффектно.
- Оно не ждёт меня, - пытался отшутиться Андрей, но беззаботного вида изобразить не удалось.
- Правда, у нас есть новости. Маша вышла замуж, оставила институт и уехала к мужу то ли в Мордовию, то ли в Молдавию. Пока ты носил гимнастёрку и кирзовые сапоги, он окончил институт, имеет хорошую должность. К тому же его папа – генерал, - залпом выпалила она, словно не слышала его ответа и не заметила некоторого замешательства. От этого известия он потерял дар речи, за эти мгновения оба поняли, насколько свежо загнанное в глубину его чувство.
- Ну, пусть ей повезёт. А жизнь продолжается, - наконец, проговорил Андрей и полушутя спросил:
- Ты-то не собираешься замуж?
- Я тебя дождусь, - в тон ему ответила Лариса.
- Вот это напрасно, слишком долго придётся ждать. Неудачи учат, хватит одного урока. Жениться не собираюсь, где-то почерпнул поговорку: только глупый мужчина женится рано, и только глупая женщина выходит замуж поздно, так что торопись, Лариса, - подытожил Андрей и оставил девушку в растерянности.
Оказывается, секрет в практичности женщин – Маша нашла подходящую партию и устраивает свою жизнь. А что он? «Гол, как сокол», «Ни кола, ни двора» - любая поговорка для таких, как он, создана. Ни образования, ни работы. А ещё собрался жениться! Нищету плодить… Пожалуй, впервые он задумался над тем, что рай в шалаше устраивал только поначалу. Потом, как правило, начинаются будни. С другой стороны: если так прагматично рассуждать, никто никогда не женится, не захочет иметь детей. Подмечено, что самые многодетные семьи в бедных регионах: Индии, Китае, Африке, латинской Америке.

Он прекратил внутренние терзания, считая, что обманутым сердцем невозможно любить. Как-то нашёл у Александра Бестужева-Марлинского упавшее на душу и застрявшее в ней изречение: «Кто испытал измену прелестной, может быть, наилучшей из женщин, тот, верно, презирает и любовь, и невинность женщин…». Все они такие…

***

Как говорят в народе, беда не приходит одна. Тёмная полоса расширялась, принося неприятности из вполне приятных событий. У Юры Минаева – день рождения. Стоял холодный, дождливый ноябрьский день. Собралась почти все ребята из группы, прихватили вино и закуски, стоят и мёрзнут под деревом, размышляют, где приземлиться и поздравить именинника. Юрка жил на частной квартире у сердитой бабки, сказал, что к нему никак нельзя: хозяйка завтра же вышвырнет его на улицу. Все знали, что в общежитие тоже не пустят, там царили драконовские порядки. Комендант, дама под сто сорок килограммов весом, сущий цербер, жила в этом же здании. Как правило, комендантами становятся лица, не имеющие собственного жилья и за предоставленную комнатушку ревностно исполняют обязанности при минимальной зарплате. Каждая обнаруженная пустая бутылка могла стать предметом неприятного разговора на студсовете. Словом, все понимали, что в общежитие хода нет.

Однако Быстров посмотрел на жавшихся к нему ребят и принял решение: была не была, пойдём в общежитие. Все сразу оживились, засуетились, проникать стали по одиночке. Легче было с теми, кто жил в общежитии, другие проходили под их прикрытием. Собирались, конечно, в комнате Быстрова: она самая большая, но имела недостаток, что находилась рядом с лестницей, откуда был слышен каждый чих в комнате. Разговаривали шопотом, осторожно сдвигали столы, расставляли стулья, выкладывали немудрёную выпивку и закуску. Расселись, поздравили именинника, выпили за него и потеряли бдительность. Само по себе такое скопление могло вызвать подозрения, а тут вдобавок многоголосье. Через несколько минут открылась дверь, на пороге встала и загородила весь проём «цербер», за ней просунулась голова председателя студенческого совета.

Представители общежитейской власти зафиксировали картину и, не выругав, вообще не сказав ни слова, удалились. В последующей жизни Быстрова это был единственный случай, когда эмоции не проявились. Но говорят же: не та собака кусает, что лает, а та, что молчит. Компания повесила носы, знали, что вскоре начнутся разборки. Быстренько проглотили ещё по одной, и гости шмыгнули за дверь.

Разбирательство началось раньше, чем предполагали. На другой день после лекций все читали объявление о заседании студсовета с повесткой: об организации коллективной пьянки в девятой комнате. Пригласили всех пятерых проживающих в ней, но информацию давал Быстров. Он староста группы, с него и спрос. Все доводы были слабые, знал, что выпивки запрещены по всякому поводу. Постановили: Быстрова выселить из общежития, проинформировать деканат. Сурово! Он ожидал всяких разносов, выговоров, предупреждений, но чтобы так сразу… В назидание другим. Знал, что руководство института утвердит это решение, ведь его приняли товарищи, студенты. Комендант при сём присутствовала, но слова не проронила.

Спустя несколько дней Андрея вызвали на заседание партийного бюро, осудили поведение молодого коммуниста и объявили выговор. Вскоре появился приказ о его освобождении от обязанностей старосты группы и выселении из общежития. Всё с той же формулировкой – за организацию коллективной пьянки. Ребята кто искренно, кто притворно сочувствовали ему, пытались подыскать частную квартиру. Особенно переживал друг Юрка, чувствуя себя виновником. Предложили другой вариант: занимать пустующие койки на время отсутствия хозяев. Он перешёл на нелегальное положение. Ему подсказывали, когда и где освободится место. Вот он и бегал по общежитию, иногда спал в одном месте, а вещи, книги находились в другом. Начальство тоже догадывалось о его скитаниях, но двери общежития перед ним не захлопнулись. Усмешкой судьбы оказалось то, что Юрка Минаев, как очередник на место в общежитии, занял его койку. Это вызвало немало шутейных домыслов о том, что Юрка специально втянул Андрея, чтобы занять его место. Юрка болезненно переживал это, но демонстративно не отказался от вселения. Прошло тридцать лет с тех пор, когда они, умудрённые жизненным опытом, с сединой в волосах, но с живыми воспоминаниями о студенческих годах встретились вновь. В разговоре сказал, что он вселился не на койку Андрея, а после внутреннего перемещения - на соседнюю. Видно, его это тяготило, он был рад случаю, что бы сбросить бремя.

Условий для подготовки не стало, выручали пустые аудитории, где после лекций оставался допоздна, и библиотечный читальный зал. Тут же делился своими ощущениями с дневником, который держал от всех в секрете. Не дай Бог, если он попадёт в чьи-то руки. Снова надвигалась сессия, опять обязательный набор дисциплин, без которых к экзаменам не подпускают. Пройден и этот барьер.

Первый экзамен – высшая математика. Преподаватель совершенно слепой с военных пор, читает лекции и принимает экзамены с ассистентом. Быстров по этому предмету в своей группе входил в первую пятёрку. Однако допустил сбой, решив задачу другим способом. Преподавателю не понравилось. Он обстрелял Андрея дополнительными вопросами, постоянно водя пальцем по трафарету для слепых, громко тыча специальным шильцем и делая свои пометки. Андрея эта дробь сбивала с толку, ему казалось, что преподаватель всё более сердито протыкал картон. Словом, он получил «неуд», что означало лишение его стипендии, основного средства существования.

***

Быстров задумался над своим существованием: без денег, без общежития, без всяких перспектив на весь очередной семестр. Стал подбирать работу в вечернее время. Остановился на выгрузке вагонов, некоторые ребята прибегали в трудную минуту к такому занятию. Поглядели на его плечистую фигуру, внесли в число тех, к кому можно обращаться при необходимости. Выгрузка муки в мешках из вагона в грузовики – работа, конечно, трудная и пыльная, но платили неплохо. Грузили два-три вечера в неделю, иногда случались авралы, гонцы приезжали поздно вечером для работы ночью. Оплата за ночные в двойном размере, только на следующий день – прощай лекции. Так долго продолжаться не могло, нужно было выбирать что-нибудь одно: учёбу или работу.

Пока колебался, произошло ещё одно событие, определившее его дальнейшую судьбу. Он продолжал сотрудничать в газете. Однажды в институте состоялось выездное заседание суда. Судили студента Ивкина за кражи вещей у студентов в раздевалке, в аудиториях. Случай вопиющий, возмущение было большое. Андрей пришёл на суд в расчёте почерпнуть материал для газеты. Быстров увидел высокого, крепко сложенного парня, довольно симпатичного и спокойно отвечающего на вопросы судьи. Но вот предстает череда неблаговидных дел, связанных с воровством и последующими пьянками, и отношение к нему становится совсем иным. Андрею собранный материал показался интересным, поучительным, он написал очерк «Когда зачитан приговор…».

Материал получился неплохим, вызвал резонанс, только было слишком категорическое обвинение в адрес родителей. В варианте Андрея стоял вопрос: не слишком ли ты, мать, была снисходительна к шалостям ребёнка, принимая украденные вещи. Не радовался ли ты, отец, «мужанию» сына, когда он курил и пил наравне с тобой? Это было предположительно. При правке в редакции избрали вполне утвердительную форму. Родители оказались известными в городе людьми, к тому же парня воспитывал отчим. Они приняли меры. В результате появилось опровержение, в котором в основном подтверждалась объективность изложенных Быстровым событий, Ивкин понёс заслуженное наказание. И только одной фразой было сказано: наш нештатный автор Быстров, не вникнув глубоко в суть дела, обвинил родителей в покрывательстве его преступлений. Это не подтвердилось. Редакция приносит глубокие извинения родителям Ивкина. Автору материала «Когда зачитан приговор…» А.Быстрову указано на недопустимость безответственного отношения к проверке фактов. В дальнейшем редакция отказывается от его услуг.

Да, уж если не повезёт, то во всём. Быстрова преследовала одна неудача за другой. Ему стало казаться, что окружающие воспринимают его как падшего человека: алкоголика, двоечника, лгуна. Он видел себя в тёмной полосе неудачника и не находил пути, по которому из неё выбраться, и все свои сомнения поверял только дневнику. Напишет страничку и словно с кем-то понимающим и сочувствующим поговорил.

Требовалось радикальное решение. И он его принял. Написал заявление об отчислении его из института и передал в деканат. Вскоре его пригласил декан. Видимо, там уже побывали ходоки, доложили о его положении. Декан заявление не подписал, сказал, что его восстановят в общежитии. К тому же грядёт очередная сессия за второй курс, где нужно так сдать экзамены, чтобы получать стипендию.

Экзамены сдал без троек, стипендию назначили, однако, несмотря на уговоры, он настоял на уходе из института.

ЗАВОДЧАНЕ