Книгу Лидии Бунеевой «Так начинался поэт» (М.: Издательство «Известия», 2014. Составители и авторы проекта Л.Г.Бунеева и С.И.Гронская. Редактор С.И.Гронская. Дизайнер А.С.Лачков. Верстальщик М.А.Кулинченко) я получила в дар от Светланы Ивановны Гронской: «Свободной, удивительной Галине Ивановой – с радостью встречи в Рязани и Москве /В день Концерта в честь Павла Васильева в доме у Шаляпина 16.4.2015 г./ С.Гронская». Это третья книга, посвящённая авторами проекта Павлу Васильеву.

Есть книги, которые можно, прочитав, подарить или передарить тем, кому они нужнее, где они необходимее.

Есть книги, которые по прочтении становятся тобой, и тогда, представив без них пустую полку, просто физически ощущаешь, как будто из тебя вынули часть тебя. (Таких у меня две полки. И всё-таки две из них: «Снежный сад» Николая Мешкова, которую мне как авторский экземпляр за мою вступительную статью «Жемчужный свет не угасает» прислали и передали из Рудни-Смоленска, где этот сборник вышел тиражом 15 экземпляров, я отдала в Центральную библиотеку, в Муром, где прошли последние годы Мешкова, где он похоронен и где будут помнить поэта, и «Одиночество» Евгения Пастернака с текстом и факсимильным воспроизведением одного из стихотворений, посвящённого жене, а сейчас, к прискорбию, вдове Александра Солженицына Наталье Дмитриевне, о трагедии вынужденного отъезда из России, подаренную мне вдовой поэта Еленой Владимировной, - в Центр А.И.Солженицына в Рязани, где организована выставка писателя).

Есть книги, которые не отпускают, и тогда их перечитываешь, а потом сами идут слова, которые нельзя не записать.

О книге «Так начинался поэт» нельзя не рассказать, тем более что её тираж всего 200 экземпляров.

Книга Л.Бунеевой состоит из двух частей, объединённых очень удачным названием, каждую из которых можно так назвать.

Первая часть «Детство и юность Павла Васильева» - Павлодар, Дневник Павла Васильева (1923 год), Из воспоминаний одноклассников – о том, как начинался поэт в жизни земной своими корнями, своим родительским домом, школой, людьми его окружения, своими первыми стихами, написанными в Павлодаре в его родном доме, «в доме деда и бабушки – самых настоящих сказочников», «в котором он родился как поэт», из которого, «окончив среднюю школу в 1926 году, Павел ушёл в большую жизнь, в большую литературу».

Вторая часть «Так рождался музей» тоже о том, как начинался поэт, но уже в жизни вечной – любовью и памятью тех людей, которые при его жизни его ценили, знали и понимали и возрождали его творчество, его доброе имя, и тех, кто в жизни земной его не знал, но его стихами дышал и жил и неимоверными усилиями и, конечно, с помощью современников поэта, создавал музей, где Павел Васильев продолжает жить в своём родном доме, в Павлодаре, вот уже 25 лет.

В этом доме записано в школьную тетрадь первое известное нам стихотворение Павла Васильева, о Балдыньском ущелье, написанное им под впечатлением поездки Павла Васильева с отцом летом 1921 года в бывшее казачье поселение Больше-Нарымское – центр восстания 1920 года (в автографе второго записанного стихотворения – «г. Больше-Нарымск», теперь - село Большенарымское):

«Алтай! На сопки дикие,
Покрытые густым березняком,
На камни острые, седым ручьём разбитые,
Я первый стих принёс!
Лишь здесь под серой вереницей
Седых, косматых гор,
Лишь здесь, где кроме скал утесистых
Ничто не встретит взор, -
Я пропою… А эхо перекатное
Подхватит, разнесёт,
Ответит раз под тысячу
И снова пропоёт!

19 24/У1 21 г. Балдыньское ущелье».

Этими строками в своём дневнике 1923 года, заменив только строчку «я первый стих принёс» на «я свой рассказ принёс», он начнёт свою «Исповедь», в которой есть такие слова:

«В глухом сибирском городке родился я,
Не знала мать, когда качала в люльке, напевая,
Что скоро песню напевать нужда мне будет злая.
<…>
Три года бурные промчались, то был не сон.
Я видел сам: штыки блестящие вонзались в родную грудь то здесь, то там.
Зачем их слали умирать?
Иль под шинелями сердца не те же бились?
Иль не могли они ни мыслить, ни страдать? <…>.
Дневник заканчивается строчками черновика стихотворения «Толпа»:
«И снова под стопой толпы
И красота и радость погибает.
Где захочет, памятник воздвигнет
Кумиру своему
Из лишь оставшихся углей и
Черепов.
Потом снесут его как

Всем не нужный».

Первые строки ещё детских стихов Павла Васильева, написанных в Павлодаре и сохранившихся в школьной тетради 1921-26 годов и дневнике 1923 года, дышат одухотворённостью мира в слове поэта, свободой и смелостью стиха, только Павлу Васильеву свойственной, продолжавшейся в его стихах в дальнейшей его жизни.

Эту детскость, свойственную только подлинным поэтам, он пронесёт в душе и слове, поразившем литературный мир, и уже в Москве, полной и безоглядной любви и благодарности поэту, и злобной зависти к его неповторимому и недосягаемому дару, он напишет, сохранив в себе тот «шелест тополиный»: «…Здесь я рассадил свои тополя…».
«Как ясен день, как манит даль,/ Какая может быть печаль?», - это ранние стихи.

А эти строки: «Верю в неслыханное счастье./ Попробуй, жизнь, отвяжи/ Руки мои от своих запястий», - написаны, когда уже было «тяжело пожатье каменной десницы», как в своё время процитировал эти слова Сергей Есенин при встрече с Александром Безыменским, который вместе с другими безыменскими ломал судьбу и жизнь и Павла Васильева.

Дед и бабушка, отец и мама, школьные талантливые учителя Павла Васильева Виктор Павлович Батурин, Иван Сергеевич Чепуров, Фёдор Ефимович Кремнев, Давид Васильевич Костенко развивали и поддерживали его литературные способности.

Школьный товарищ Павла, ставший писателем, Анатолий Алексеевич Суров «рассказывал о том, что когда пронеслась весть о смерти Есенина, Павел обратился к учителю литературы Костенко с просьбой: «нельзя ли сегодняшний обязательный урок заменить есенинским?». И Давид Васильевич, человек тончайшей духовной настроенности, рассказал о Есенине, читал наизусть его стихи».

Виктор Павлович Батурин - художник-пейзажист, учившийся в Московской школе ваяния и живописи у В.Е.Маковского, В.Д.Поленова, работал декоратором в Большом театре, был дружен с Ильёй Львовичем Толстым, его картины приобретали коллекционеры Москвы и Петербурга, одну из его работ приобрёл П.М.Третьяков - преподавал в школе в Павлодаре рисование и черчение. А.А.Суров вспоминал его слова: «Рисовать надо не только то, что видит глаз… Художник видит окружающее не только одними глазами, он ощущает мир своими желаниями, нервными клетками, биением воздуха. Ему слышна даже тишина. Её надо изобразить. Поэзия и живопись одно и то же».

Васильев «видел себя только поэтом», мечтал о дальних путешествиях, поэтому после окончания школы поехал «на край света», и, «не имея возможности удержать», «родители отпустили его» «с условием и надеждой на поступление в университет, где он получит хорошее образование и профессию». О поездке во Владивосток вместе с Васильевым рассказал впоследствии Константин Павлович Вахнин, ставший педагогом. В поезде не обошлось без курьёза. «На одной из станций перед Красноярском в вагон вошли две женщины и девушка, ладно сложенная, с толстой косой и тёмными глазами в обрамлении длинных ресниц. <…> Павел поспешно подсел к ней и смело завязал разговор. Она односложно отвечала на его вопросы, всякий раз вскидывая на настойчивого собеседника удивлённые глаза. Очарованный юноша так увлёкся, что и не заметил, как перешёл на стихотворную речь. Чем вдохновенней и взволнованней становились слова Павла, тем сильнее возрастало удивление девушки и шире открывались её глаза. После очередной поэтической тирады Васильев с затаённой надеждой спросил:

- Нравится?

Юная красавица недоумевающее улыбнулась и чалдонским говором ответила: - Чо ли ты, паря, очумел, чо ли чо? – встала и ушла к своим спутницам.

Растерянный Павел удивлённо посмотрел ей вслед, затем вопрошающе взглянул в нашу сторону. Увидев моё лицо, с катившимися от смеха слезами, он понял суть происшедшего и тоже залился раскатистым хохотом».

Сохранилась в памяти Вахнина и «встреча с чудо-озером Байкалом, терявшимся за горизонтом, окруженным синевой гор» и ответ Васильева, в одной фразе которого отразилась суть характера и суть творчества поэта:

«- Тебя вдохновляет Байкал?

- Меня может вдохновить только человек, подобный Байкалу! – вполне серьёзно ответил Павел».

На следующий день после приезда во Владивостоке, на берегу Амурского залива «Павел написал стихотворение «Бухта».

«Бухта тихая до дна напоена
Лунными, иглистыми лучами,
И от этого, мне кажется: она
Вздрагивает синими плечами.
Белым шарфом пена под веслом,
Тёмной шалью небо надо мною…
Ну, о чём, скажи, о чём
Можно петь под этою луною?
Хоть проси меня, хоть не проси
Взглядом и рукой усталой,
Всё равно не хватит сил
Сделать так, чтоб песня замолчала.
Всё равно в расцвеченный узор
Звёзды бусами стеклянными упали…
Этот неба шёлковый ковёр,
Ты скажи, не в Персии ли ткали?
И признайся мне, что хорошо
Вот таким, без шума и ошибок,
Задевать лицом за лунный шёлк
И купаться в золоте улыбок.
Знаешь, мне хотелось, чтоб душа
Утонула в небе или море
Так, чтоб можно было не дышать,
Растворившись без следа в просторе.
Так, чтоб всё растаяло, ушло,
Как вот эти голубые тени…
…Не торопится тяжёлое весло
Воду возле борта вспенить…
Бухта тихая до дна напоена
Лунными иглистыми лучами,
И от этого мне кажется: она

Вздрагивает синими плечами».

Вторая часть книги – это запись воспоминаний автора, выполненная дочерью Ивана Михайловича Гронского Светланой Ивановной в квартире Гронских в Москве на улице Строителей 24 ноября 2011 года о том, как создавался музей. К этому времени и Васильев, и Вялова, и Гронский, и Поделков, и некоторые из тех, о ком говорит Лидия Бунеева, уже «ушли, как говорится, в мир иной», и потому тем более радостно о них рассказать, не отпуская ушедших навечно. Светлана Ивановна Гронская – собиратель и хранитель архива отца, архива своей тёти Елены Вяловой, которая была второй женой Павла Васильева, секретарь Комиссии по литературному наследию Павла Васильева, автор документальной повести «Здесь я рассадил свои тополя» о Вяловой и Васильеве, составитель и редактор воспоминаний и книг, посвящённых Павлу Васильеву, Елене Вяловой, своим отцу и маме - Ивану Гронскому и Лидии Гронской.

В дар Павлодару в 1977 году всей семьёй в связи с переводом на работу её мужа Лидия Бунеева приехала в Павлодар, и своими первыми стихами, которые она прочитала в книжном магазине в Уфимском издании с предисловием Сергея Поделкова, Павел Васильев её не отпустил:

«В чёрном небе волчья проседь,
И пошёл буран в бега,
Будто кто с размаху косит
И в стога гребёт снега.
На косых путях мороза
Ни огней, ни дыму нет,
Только там, где шла берёза,
Остывает тонкий след.
Шла берёза льда напиться,
Гнула белое плечо.
У тебя ж огонь ещё:
В тёмном золоте светлица,
Синий свет в сенях толпится,
Дышат шубы горячо.
Отвори пошире двери,
Синий свет пусти к себе,
Чтобы он павлиньи перья
Расстелил по всей избе,
Чтобы был тот свет угарен,
Чтоб в окно, скуласт и смел,
В иглах сосен, вместо стрел,
Волчий месяц, как татарин,

Губы, вытянув, смотрел…».

Она стала организатором и участником встреч, вечеров, лекций о поэте, передач на радио, телевидении, основателем и первым директором Дома-музея Павла Васильева в Павлодаре, членом Комиссии по литературному наследию Павла Васильева, членом Академии поэзии.

Поэт и журналист Сергей Алексеевич Музалевский, увлечённый поэзией Павла Васильева, в Театре в Павлодаре проводил «прекрасные вечера». Он «с радостью принял приглашение участвовать в вечере, который организовала Лидия Бунеева, «пришёл с большим чемоданом, в котором принёс накопленные им материалы о Васильеве Читал стихи Павла Николаевича, потом свои, говорил увлекательно, с жаром.

«Он давно познакомился с Еленой Александровной – второй женой поэта, много рассказывал о ней», дал адрес дома Павла Васильева в Павлодаре, дал телефон экскурсовода Евгении Александровны Ефремовой.

После экскурсии Лидия Григорьевна Бунеева написала Елене Александровне Вяловой и получила ответ: «Да, я рада принять Вас у себя».

«Пришла в Лаврушинский переулок, дом 17. Вошла в комнату Елены Александровны – портрет, бюст, фотографии, почувствовала присутствие духа Павла Васильева <…>. Всю беседу с Еленой Александровной записала. <…>. Говорит: «Вам нужно обязательно встретиться с Иваном Михайловичем Гронским». Спрашиваю: «Кто это?» - «Он – председатель оргкомитета по подготовке Первого съезда писателей СССР, ответственный редактор «Известий», журнала «Новый мир».

Звонит Ивану Михайловичу: «У меня филолог из Павлодара, у неё есть вопросы, хорошо бы встретиться». <…>.

«Нашла улицу, не заблудилась, без пяти минут до назначенного времени уже стола на шестом этаже. <…>. Он так прост, а мне казалось, что он – небожитель какой-то. Вижу – обыкновенный, добрый человек и глаза светятся любовью и пониманием.

Он со мной говорил, как мне показалось – вечность <…>.

- <…>. Павел Васильев – это навсегда! Вы ходили к павлодарским властям? Там будет памятник, будет музей, потому что там его дом, корни, в Павлодаре прошло его детство… - это слова Гронского. <…> Иван Михайлович продолжал напутствовать: «Побывайте в отделе культуры, там сидят люди, которые занимаются историей. Нужно к ним идти.

- «В Павлодаре есть улица Павла Васильева?»

- «Есть».

- «Литературное объединение Павла Васильева есть?»

- «Есть».

- «Библиотека? Всё нужно собирать. Пойдут материалы о Павле со всей страны – сборники, фотографии, воспоминания. Соберется всё и будет богатый музей!», - убеждённо сказал Иван Михайлович. Всё слова его вспоминаю. Он предрёк. «Я уверен, в Москве – сложнее, она его подняла, она его и уничтожила, но со временем будет тоже и в Москве».

«В конце встречи Иван Михайлович посоветовал увидеться с Поделковым: «Он – современник Павла Васильева, очень много делает для сохранения памяти о нем. <…> живёт в соседнем доме». «Он был дома один с собакой <…>. Собака огромных размеров, он кормил её, уговаривал съесть мясо, а она не ела <…>. «Поделков поддержал мысль о музее: «Да, давайте создавать музей».

«Иван Михайлович посоветовал идти в отдел культуры <…>. Передала пожелания московских литераторов: «В нашем городе нужно создавать музей, работать в этом направлении». – «Павел Васильев. Да. Но… У нас Майра есть». Назвал другие имена людей, которые жили в Павлодаре». (Именем сказительницы Майры в городе на улице Дзержинского названа столовая). «В другом месте тоже очень вежливо разговаривали. «Майре памятник – да! А Павлу Васильеву – кто такой?».<…>.

…Советы, предложения я моментально выполняю, а ничего с места не сдвигается. Иван Михайлович и Елена Александровна ободряют: «Не отчаивайтесь! Не сразу, но всё будет!». Чёткая уверенность Ивана Михайловича – «Будет!» - давала силы, вдохновляла. Я с ним не один раз встречалась. <… >. Силу давали стихи Павла Васильева. Они вдохновляли и помогали… В одну из моих поездок в Москву Елена Александровна передала мне много материалов для Павлодара».

«Вспоминая, какие трудности удалось преодолеть, как справиться со всеми нагрузками», Лидия Бунеева с великой благодарностью говорит о тех, кто откликнулся на её зов о помощи.

И уже когда «было принято решение о передаче дома музею», через 10 лет, и. как всегда «у государства на это не было средств», Лина Латышева, поэт, выпускница Литературного института имени М.Горького в Москве, «ученица ученика Павла Васильева Владимира Дмитриевича Цыбина», частный предприниматель, сказала, что она выкупит этот дом и отдаст деньги владельцам - тем, кто в нём жил в то время. Но «у неё пропали накопления», и «долго всё это продолжалось», но Лина выкупила дом для музея, как пишет Бунеева, «кажется, для этого она занимала у кого-то деньги».

На 80-летие Павла Васильева в декабре 1989 года Сергей Алексеевич Музалевский пригласил литераторов из Москвы и Владивостока, из Омска и Новосибирска, из Усть-Каменогорска, Рязани и Петропавловска. Прилетели из Москвы Е.А.Вялова и С.И.Гронская, из Рязани приехала дочь поэта Н.П.Васильева, из Омска – брат поэта Виктор Николаевич Васильев.

В маленькой книжечке – всего 112 страниц и небольшого формата – обозначено всё рождение поэта не только в печатном тексте, но и в факсимильном воспроизведении выписи из метрической книги и отдельных рукописных страниц с первыми стихами Васильева; в фотографиях его родителей и его самого в 1913 году, его братьев Бориса, Виктора, Льва, его друга Константина Вахнина, его дяди, тёти, нянюшки, школы, где он учился, выпусков школы в Павлодаре 1925 и 1926 годов, видов Павлодара, Владивостока начала ХХ века, улицы Церковной, где поэт провёл своё детство, где стоял «деревянный дом о двух комнатах крытый тёсом при нём прислуга: баня, амбар, завозня и кухня, крытая на один скат, тесовые ворота и двор кругом обнесенный заплотом, находящийся в павлодарском пригородном станичном поселении по Церковной улице населенной земле казачьих жителей вышеозначенного поселения», приобретённый в 1898 году «временно второй гильдии купцом Матвеем Васильевичем Ржанниковым» - дедом Павла Васильева по материнской линии; в современных фотографиях: Дома-музея Павла Васильева в Павлодаре; в Доме-музее, на которой Виктор Васильев и Лидия Бунеева, Ольга Григорьева, Александр Амосов, Алла Кравченко; в фотографии после вечера Павла Васильева в ЦДЛ, в Москве в декабре 1980 года, на которой запечатлены Елена Вялова, Наталья Кончаловская, Сергей Поделков, <…>, Иван Гронский, которого за руку чуть выше локтя обеими руками, стоя сзади и чуть сбоку, бережно поддерживает его дочь Светлана Гронская; в фотографии участников Первых Васильевских чтений, среди которых брат поэта Виктор Николаевич Васильев, дочь поэта Наталья Павловна Васильева, Елена Александровна Вялова, Светлана Ивановна Гронская, и на переднем плане рядом с дочкой и женой Васильева – Сергей Алексеевич Музалевский.

Уместно и ненавязчиво в книге размещены фрагменты гравюр Виктора Федоровича Поликарпова, который «с самого начала… помогал… Отреставрировал кресло, столик, Библию…».

Всем миром, с Божьей помощью Дом Васильева создавали (выкупили, разобрали по бревнышку и восстановили, когда стало ясно, что нельзя использовать в новой постройке ни одно бревно, потом снова разобрали и построили как надо, положив брёвна правильно, «в лапу»). «Люди приходили и помогали. Государство не вложило ни йоты». (Что же это за народная власть у нас, при которой поэта 27-летнего, с перебитым позвоночником, с выбитым глазом, поседевшего на Лубянке, выносили из камеры на расстрел, и которая без покаяния всего лишь позволяет вписать поэтов великой страны в золотой фонд России).

«Во время поездок в Москву» при встрече Лидии Бунеевой с Владимиром Цыбиным «многое…удалось записать на плёнку»: «Стихи Павла ворвались в меня, не дожидаясь, когда я вникну в них, «назвучусь» их неукротимым звучанием. Слова сами шли на приступ. Такой стих я ещё никогда не слышал в русской поэзии: властный, волновой – в нём чувствовалась яростная, завоевательная сила. Огромное изумление вызывали какие-то особые, великаньи образы, слова – крупные, крепкие, как старинные кержачские избы, необычная звучность ритмов».

Олжас Сулейменов, приехав в Павлодар, «нарушил заранее подготовленную программу и, прежде всего, пришёл к Павлу Васильеву». «Со стихами Павла Васильева я впервые познакомился в Литературном институте им. М.Горького, где учился с 1958 года. Влюбился в его энергичный, ярко образный стих, в котором отражался дух, энергия степи. Творчество Павла Васильева – это дар Павла, Павла – дар нам, входящим тогда в литературу», - записал он в Книге почётных гостей. «Неоценима его роль в организации ежегодных празднований Павла Васильева в Казахстане – проведение международных форумов...».

Евгений Евтушенко приехал в Павлодар и попросил на встречу в Доме-музее никого не приглашать: «…Я вас прошу потому, что хочу пообщаться с Павлом Васильевым».

Зная, что «у Евгения Александровича есть стихотворение «Картошка», директор Дома- музея встретила поэта «букетиком картофельных цветов».

И поэт ответил поэту стихотворением в Книге отзывов:

«Васильев Павел дарит в Павлодаре
Цветок картошки мне из-под земли.
Я за Россию и за Казахстан.
Всех станов я певец.
Весь мир – мой стан.
Быть может, веку новому удастся
Забыть слова «граница», «государство»
И сделать человечество одной
Безвизной, бестаможенной страной?
Не стоит плакать по былым державам.
Их не вернешь. Нас, втягивая в рот,
Был полукроликом, полуудавом
Громоздкий строй – потёмкинский урод.
Но, виноватый перед Павлодаром,
Я плачу у Васильевских ворот.

5 августа 1997 г.».

И «вот такие сказал слова!»: «Этот мальчик, Павел, написал так, что, живи хоть до 90 лет, а так не скажешь!».

Галина Иванова.

P.S.

А для меня Павел Васильев начался в День памяти жертв политических репрессий, придя ко мне книгой своих стихов, (да ещё с книжечкой о Леониде Енгибарове, о котором Владимир Высоцкий писал: «Шут был вор, <…>. /Он у нас <…> печали / Вынимал тихонько из души»), - наверное, зная, как я буду переживать, что не пришла в этот день в библиотеку его имени, зная, что я не пренебрегла его памятью.

В этот день Марк Николаевич Мухаревский позвонил мне вечером и спросил, почему я не была в библиотеке.

- А почему я должна была там быть?

- Как же, в программе ваше выступление об Иване Приблудном.

- Мне никто не сказал…А Павел Васильев сам ко мне пришёл. Я утром нашла его книгу…

На другой день я позвонила дочери поэта Наталье Павловне Васильевой, сказала, что я не посмела бы пренебречь васильевским собранием с объявленным моим выступлением, да ещё в такой день, сказала, что он сам ко мне пришёл вместе с Леонидом Енгибаровым, чтобы своё отсутствие я не переживала, как свою вину. И передала в библиотеку книгу стихов Павла Васильева.

Для меня Павел Васильев начался стихами этого своего посмертного сборника, изданного в Уфе. Пронзительной болью отозвались стихи на смерть Сергея Есенина. Васильев написал, как никто о Есенине, и никто ни о ком, только Лермонтов о Пушкине и о том, что «мы всегда так живём».

А фамилию «Гронский» я впервые прочитала в Российском (тогда – Центральном) Государственном архиве литературы и искусства, где, начиная с 1978 года, благодаря сотруднику ЦК, приезжавшему в Константиново, выдавали мне все документы, какие успевала прочитать и изучить, без ограничения так же, как и закупки книг в букинистических магазинах и материалы других архивов, в том числе и специального хранения.

Я могла и не запомнить эту фамилию, если бы она не была такой красивой и если бы редактор «Нового мира», как я прочитала, не заключил договор с буквально побиравшимся тогда Николаем Клюевым.

Теперь я знаю, что Иван Михайлович всегда отличался душевной добротой и отзывчивостью, что ему всегда были дороги люди и просто по-человечески, и как редактору и писателю, и что он всегда был готов помочь, особенно таким талантливым, как Николай Клюев и Павел Васильев.

И ещё я узнала, что «доченьки-доченьки» Васильева и Гронского достойны таланта своих знаменитых отцов.

Галина Иванова.