В фондах Рязанского областного государственного архива мне удалось познакомиться с подлинными документами, датированными 1814 годом. Это переписка министра юстиции (он же по исстари заведенному обычаю генерал-прокурор) с нашим губернским прокурором. Какие же проблемы их волновали? Что тревожило их умы, когда "гроза 12-го года" уже миновала и истерзанная страна, наконец, смогла вздохнуть полной грудью.

В конце осени 1814 года министр юстиции, действительный тайный советник, сенатор, член Государственного совета и кавалер многих российских орденов Дмитрий Прокофьевич Трощинский, разослав во все концы империи циркулярные письма (или же "ордера"), потребовал от губернских прокуроров следующие сведения:
1. О состоянии всех тюрем в губернии.
2. О кредиторах, содержавшихся по неплатежу должных ими сумм и освободившихся из заключения.
3. О поборах, существовавших по особенным каким-то повелениям, последовавшим во время последней благополучно оконченной войны.

4. О доставлении ведомости о решенных уголовных делах, поступивших на благоусмотрение правительствующего Сената.

Мы сохранили тот стиль и те формулировки, в каких данные вопросы были поставлены. Почему, спросим себя, министру понадобились подобные сведения? Потому что статистика во все времена, пожалуй, еще с Адама и Евы, являлась одной из движущих пружин государственного устройства. Недавно закончилась война, справедливо названная Отечественной. Страна, конечно же, понесла немалые убытки, и пришло время, как говорится, считать "разбитые горшки". В любой сфере человеческой деятельности, будь то несжатая полоска пахаря, сметенный с лица земли дом или научная дисциплина, поименованная по латыни - "юстиция".

Получил такое письмо и рязанский губернский прокурор Томиловский. Он несколько раз его прочитал, осмысливая и соображая, какие документы следует привлечь. На все ответить сразу, конечно, трудновато, будь ты даже семи пядей во лбу. Томиловский тут же собрал чиновников своего ведомства, дал каждому конкретное задание. Регистраторы и писари разошлись, преисполненные важности момента. Бойко застрочили перья. Первой Томиловскому принесли "Ведомость", извлеченную из анналов Уголовной палаты. В ней значились те дела, которые были отправлены на рассмотрение в 6-й департамент правительствующего Сената, но еще не получили соответствующего решения. Не успели вернуться назад. С них Томиловский и решил начать, дабы не томить ожиданием высокую петербургскую особу. (А вдруг он обскачет своих коллег и будет замечен в столичных кругах! Чем черт не шутит...).

Упреждая ход событий, крупными буквами сделал приписку: "О прочих предметах, помянутых в рескрипте Вашим превосходительством, сведения тоже собираются, и по готовности оных я не замедлю тотчас же донести". (Прокурор имел в виду тюремные камеры, кстати, пришедшие в такую ветхость, что содержать в них подсудимых уже не было никакой возможности. Придется бить челом городскому магистрату, испрашивать средства).

Очень любопытна она, эта ведомость, составленная Томиловским. Дает сегодняшнему читателю, знакомому с прошлой жизнью только по книгам да еще по телесериалам душещипательного свойства, ясное представление - за что сидели, то бишь отбывали наказание, в те далекие времена? Итак, пройдем по пунктам, старательно, с завитушками расписанным безвестным копиистом. В изучаемой нами "Ведомости" всего две графы: "Существо дела" и "Кто и где по оным делам содержится".

Секретарь Зарайского уездного суда Николай Иванов занимался мздоимством. Выманил денежки у нескольких простодушных и не слишком грамотных крестьян. Теперь лицезреет решетку в Рязанском остроге.

Отставной коллежский регистратор Василий Меркулов снабдил двух мужиков - конкретно Егорова и Харитонова - фальшивыми паспортами и подобными же покормежными письмами. Тоже пребывает под "замком" у зарайского городничего.

Капитанша Александра Воейкова подвергла телесному наказанию чем-то не угодившую ей Дарью Севастьянову. (Написано так: "О капитанше Александре Воейковой, якобы в засечении ею крепостной жонки Дарьи Севастьяновой"). Это дело было препровождено в 6-й департамент через господина гражданского губернатора еще после кампании со шведами и временного замирения с Наполеоном - 1 сентября 1809 года, то есть пять лет назад. Как говорится, а воз и ныне там. На полях стыдливо помечено: "... по делу сему никто не содержится".

Читаем далее. Мещанин Максим Дьячков и крестьянин помещика Лобкова Афанасьев за сокрытие убийства пребывают "под надзором" у ряжского городничего.
Надворный советник Свищев (чин, равный подполковнику) не допустил заседателя земского суда, "ехавшего с господином тайным советником Лаптевым. (Это уже третий класс в "табели о рангах", он соответствовал генерал-лейтенанту) и с другими благородными свидетелями до своего жительства (то есть, попросту говоря, дал им "от ворот поворот").
В Спасской округе, в деревне Дорофеево, мужики порубили лес у помещицы Ивановой. Троим повязали руки и определили под надзор городничего.
Корнет Петр Вердеревский (отпрыск старинного рода) уличен в краже денег. Теперь довольствуется баландой в Рязанском остроге.

Надворный советник Иван Барыков пытался дать "на лапу" чиновнику губернского правления, но тот вовремя опомнился.

Коллежский регистратор из Пронска Николай Иванов похитил из почтового сбора деньги, определенные к выдаче дворянской опеке. Однако... ловкость рук не привела к добру. "Означенный Иванов, содержавшийся под стражей, волею божию умре, о чем правительственному Сенату донесено рапортом сего 1814 года 30 июня."

Идем далее по пунктам "Ведомости".
Иван Мещерский (князь!) со своими дворовыми людьми занимался разбоем на дорогах, видимо, имея от этого немалый прибыток. Но - сколь веревочке ни виться... Благодаря бдительности соляного пристава Селезнева", который тоже имел несчастье подвергнуться нападению, воровской промысел был пресечен.
А дворовые люди помещицы Хопылевой насели с подушкой на свою госпожу до последнего ее смертного вздоха. Вот такие досадные дела!..
***

Рязанская губерния, строго говоря, не была ареной военных действий. Здесь не лилась кровь, не разыгрывались крупные сражения. В сентябре-октябре 1812 года она являлась как бы прифронтовой полосой, ближайшим тылом русской армии. На ее территории проводились заготовки провианта, снаряжения (вплоть до хомутов), собирали лошадей для кавалерийских частей и для обозов. В Рязани по рекрутскому набору были сформированы два пехотных полка, а также ополчение под командованием предводителя местного дворянства Льва Дмитриевича Измайлова, известного в обществе своими чудачествами, нередко переходящими в самодурство.

В Касимове размещался главный военный госпиталь для действующей армии, рассчитанный на 20 тысяч человек. Во многих других населенных пунктах открылись временные лазареты. Через Рязань проходили пленные солдаты наполеоновской армии, наш город был для них как бы центральным распределительным пунктом. Здесь находили приют беженцы из Москвы и других мест, сожженных и захваченных французами. Словом, работы хватало и начальнику, и вице-губернатору, и губернскому правлению, магистрату да каждому сколь-нибудь значащему чиновнику-стрикулисту.

Патриотическим духом проникнуты слова, с которыми губернатор Иван Яковлевич Бухарин обратился к населению после Бородинской битвы в день Рождества Богородицы, 8 сентября 1812 года: "Ежели случится, что чрез нашу губернию враг покусится итти далее на Россию, то пусть прежде мертвыми телами нашими устелит путь свой - Бог накажет его, а соседи наши отметят ему".
"... Казенные крестьяне выберут надежных людей с каким хотят оружием в руках и при каждых десяти человеках изберут им начальника и назовут десятских, - излагал далее губернатор. - Чем скорее кто заведет у себя в селении доброе устройство, изготовится к походу и по призыву явится в Рязань на коне или пешком, того и Бог прежде помилует".

***

Немалые тяготы легли и на плечи губернского прокурора Томиловского - надзирать за исполнением закона в довольно сложных жизненных обстоятельствах, ибо война как стихийное бедствие всегда противна любому порядку, будь то его величество закон или просто слабые ростки человеческой морали. Через два года, когда все треволнения были позади. Томиловскому легче, конечно, было взять в руки перо, отвечать на запрос министра, и он факт к факту, деталь к детали нанизывал все события в губернии на острие здравого смысла, уже не боясь показаться предвзятым или - упаси Бог! - прослыть беспомощным. Эту часть своего рапорта он так и озаглавил, следуя министерской формулировке: "О поборах, существующих в губернии". А поборы были... куда от них денешься? Война требует жертв, и немалых.

Итак, начнем. Прокурор по школярской привычке пошмыгал пером по суконной обивке стола.
1. По повелению покойного генерал-фельдмаршала Кутузова был создан подвижный для армии магазин - была по распоряжению Дворянского собрания назначена для них поставка лошадей... (О-о, воистину, в копеечку обошелся тот магазин и Казенной палате, и самому губернатору!).
2. На дворянство было возложено обмундирование... (Остались ныне в недоимках!).
3. На обоз полков купечеством было пожертвовано... (Лишнюю полушку не вытянешь из толстосумов!)
4. На продовольствие обоих полков дворянство пожертвовало... (Те отделались мучной кладью).
5. Пожертвовало дворянство и на ополчение - на покупку ранцев, чемоданов, фуражек - по 5 рублей на каждого воина, на седла и нательные вещи - по 25 коп.

Словесный зуд напал на прокурора. И так далее, и в том же духе.

Да, вот еще вечный камень преткновения - сапоги. Их всегда почему-то не хватает, интенданты в их поиске сбиваются с ног. Повелением главнокомандующего армии, сиятельного князя, было назначено собрать с владельцев Рязанской губернии 86 тысяч пар оных сапог. Но где взять такое количество? И в течение года люд православный, с миру по нитке, предъявил пятнадцать тысяч пар с "хвостиком".

Теперь придется покрывать недостачу. А это - фу ты, ну ты! От цифири в жар бросило бедного прокурора.
А куда от нее денешься? Копейка, известно, счет любит. К тому же и рубль бережет. Теперь Томиловскому, после его занятий по словотворчеству, осталось ответить на один вопрос: о злостных должниках, неплательщиках, содержащихся в ветхих, убогих, давно не подвергаемых ремонту тюрьмах и казематах. И он-то, вопрос, был для искушенного господина прокурора самым пустяшным. Отделался всего одной легкой фразой: "В заключение сего имею честь доложить Вашему Высокопревосходительству, что по вверенной мне Рязанской губернии содержащихся за долги (подумав, для вящей убедительности подчеркнул это слово) частным людям как по состоянию Всемилостивейшего Манифеста (имеется в виду высочайший манифест императора Александра I от 6 июля 1812 года о всеобщем выступлении для защиты России - В.Я.) не было, так и ныне таковые не содержатся".

И с удовольствием поставил размашистую подпись. Знай, мол, наших, рязанских.

Валерий Яковлев.

Р.S. Материал подготовлен при всемерной поддержке Рязанского областного государственного архива, руководимого Т.П. Синельниковой.

"Рязанские ведомости" №39/04.03.03г.