В ГМИИ им. Пушкина открылась экспозиция японской гравюры

Предлагаем вашему вниманию информацию об открывшейся в Москве выставке японской ксилографии XVIII-XIX веков, которая продлится до 20 апреля 2008г.

В представленном обзоре вы можете также ознакомиться с выдержками из очерка, подготовленного одним из участников данного сайта Н.Эдвардом. Полная версия этого очерка будет опубликована в третьей книге серии о рязанских усадьбах и их владельцах, посвященных забытым и неизвестным коллекционерам и коллекциям уроженцев Рязанского края, которая готовиться к выходу летом 2008 года в издательстве "Ситников", г. Рязань. Данный очерк является первой попыткой описания судьбы не столько коллекции Китаева (это широко известная информация), сколько его самого и его семьи во взаимосвязи с Рязанским краем.

Официальная информация:

ГМИИ им. Пушкина

Комиксы для самураев

(опубликовано в РГ (Федеральный выпуск) N4598 от 27 февраля 2008 г.)

Михаил Боде

"Японская классическая ксилография XVIII- XIX веков" - не только самая зрелищная и познавательная выставка, устроенная этой зимой Пушкинским, но еще и итог многолетней работы музейщиков, наконец-то выпустивших объемистый двухтомный каталог собрания японских гравюр. В каталоге их полторы тысячи, на выставке - 200 избранных.

Приятно то, что, открывая выставку, музейщики почтили память главного собирателя японской гравюры, офицера русского флота Сергея Китаева (1864 -1927). Благодаря ему музей и располагает ныне такой обширной, а в некоторых случаях и уникальной коллекцией ксилографий. Плавая в 1880-х годах на кораблях Тихоокеанской эскадры, заходивших в порты Японии, Китаев приобретал гравюры, отдавал их на реставрацию местным художникам, хранил во время плавания в специальных футлярах.

Однако он не только собирал, но и популяризировал это искусство - в 1896-1897 году Китаев показал свою коллекцию в Академии художеств в Петербурге и в московском Историческом музее.

Сам коллекционер, передавший перед выездом за рубеж в 1916 году свое собрание в Румянцевский музей (затем была передача в ГМИИ), считал, что "оно занимает второе место в Европе по достоинству и качеству". Пожалуй, так оно и есть. По крайней мере японские искусствоведы, рыскающие по всему миру в поисках национального наследия, навещая "Дом Верстовского" (отдел ГМИИ, где хранится графика, в том числе японская) приходят в восторг, видя эстампы из собрания Китаева.

Любопытно то, что изначально, то есть в XVII веке, эти гравюры на дереве стоили, может быть, чуть дороже самой бумаги. Печатавшиеся большими по тем временам тиражами картинки с красивыми видами священной горы Фудзи или сценками из жизни "веселых кварталов" Эдо (Токио), портретами актеров театра Кабуки и красавиц-куртизанок, они наподобие календарей, репродукций или даже поздравительных открыток ("суримоно") украшали жилища простых горожан. Впрочем, гравюрами не гнушалась и аристократия, которая собирала наиболее артистические эстампы. Можно сказать, что в те времена гравюра была одной из разновидностей масс-культурной продукции, своего рода комиксом. Дело в том, что воцарившаяся в начале XVII века династия князей-сегунов Токугава хотя и закрыла Японию для всего мира (исключение сделали для китайцев и голландцев), но чтобы смягчить последствия жестоких и длительных феодальных войн, решила окультурить население. Самураев стали наставлять на "путь литературы", на появление же "веселых кварталов" власть смотрела сквозь пальцы (нужно же было погасить избыток воинской энергии), хотя время от времени грозила им "нравственными эдиктами". Гравюры-лубки же несли культуру в широкие массы. Так возникло целое направление в гравюре - "укие-э" (что в переводе: "картинки преходящего мира или повседневной жизни"). Вначале черно-белые, затем они стали "набирать" цвет у Харунобу, достигли колористической изощренности и даже эстетства в творчестве знаменитых Утамаро, Хокусая (японского Брейгеля), Хиросигэ, Куниеси, Эйдзана... Цвет стали печатать с 5-9, а потом даже с 30 досок, добиваясь тончайших тональных переходов. Однако к концу XIX века гравюры превратились в настоящий ширпотреб, сработанный, правда, по старым канонам, но довольно-таки ремесленнически. Да и пришедшие из Европы акриловые краски портили дело.

Изначально, то есть в XVII веке, гравюры на дереве стоили, может быть, чуть дороже самой бумаги

В Европе гравюрой "укие-э" стали увлекаться в середине позапрошлого века. Ее скупали импрессионисты, приобретали братья Гонкуры и Золя. Даже у бедняка Ван Гога нашлись деньги, чтобы собрать коллекцию из 400 листов. "Когда изучаешь японское искусство, становишься счастливее и радостнее", - писал он брату Тео. Однако для него, как и для многих других европейских художников, японская гравюра стала не только антикварной экзотикой, но и своего рода пособием по современному искусству. Иногда он переписывал или, скорее, переиначивал некоторые гравюры Хиросигэ. Многие пользовались и композициями и цветом "укие-э", как, например, Тулуз-Лотрек, революционер афиши (кстати, очень удачно совпало, что выставка французского мастера сейчас проходит в Третьяковке).

Не случайно на страницах "Мира искусства" Игорь Грабарь заявлял: "Без японцев нельзя себе представить появление Клода Моне, Дега, Уистлера и всего, что связано с этими тремя именами, т.е. в сущности добрую половину современного искусства". Наконец, уже в конце 1920-х годов Сергей Эйзенштейн, тоже собиратель "укие-э", опубликовал во французском авангардистском журнале Cahiers d`Art серию статей о японской гравюре и каллиграфии, связав их с образностью и приемами кинематографа. Эту связь можно проследить и в наши дни. Понятно, откуда взялись сегодняшние японские анимэ и манга.

Отцы японского масскульта

Укие-э в ГМИИ

В ГМИИ имени Пушкина открылась выставка японской ксилографии XVIII-XIX веков "Несравненное творенье этот бренный мир", приуроченная к выходу двухтомного каталога музейного собрания графики укие-э. Из полутора тысяч закаталогизированных гравюр на дереве в экспозицию отобрали двести лучших. Шедевры Утамаро, Хокусая, Хиросигэ и других прародителей комиксов-манга и мультиков-аниме разглядывала АННА Ъ-ТОЛСТОВА.

Чтобы по достоинству оценить вклад японской гравюры укие-э в мировую культуру, из ГМИИ надо бежать в Третьяковку, на выставку афиш Анри Тулуз-Лотрека. Эта живая линия, которую он словно боится прервать, эти глухие пятна цвета, которым он лихо заливает силуэты своих кафешантанных девок, наконец, та свобода, с какой он, наплевав на принципы перспективы, любуется картинкой как орнаментом на плоскости листа — все это мгновенно выдает диагноз Лотрека: "японщина".

Вся Европа belle epoque переболела любовью к искусству Японии: рядилась в пестрые шелка и обмахивалась круглыми бумажными веерами, украшала гостиные вазами и ширмами в цветах сакуры, рыдала над историей Чио-Чио-Сан, поведанной сентиментальным Джакомо Пуччини и, конечно, собирала гравюры укие-э. Одного взгляда на знаменитых "Красавиц" Китагавы Утамаро, вывешенных в ГМИИ на почетном месте, в нише Белого зала, достаточно, чтобы узнать в них прообразы всевозможных "принцесс из страны фарфора" Джеймса Уистлера или античных развратниц Обри Бердслея. Есть здесь и те гравюры Андо Хиросигэ, которые копировал Винсент Ван Гог: например, "Внезапный дождь над мостом Син-Охаси". И кажется даже, что все art nouveau выросло из того манерного, тягучего, ленивого ритма, каким ложатся складки кимоно к ногам Утамаровых модниц.

Россия в любви к японскому искусству от Европы особо не отставала, подтверждением чего служит коллекция укие-э в ГМИИ. Большую часть этих гравюр привез еще в конце XIX века морской офицер Сергей Китаев, много плававший в Японию, но кое-что перепало музею и от других собирателей — искусствоведа Алексея Сидорова, арт-критика Абрама Эфроса, коллекционера Павла Эттингера и даже самого Сергея Эйзенштейна. Благодаря западным ценителям гравюры укие-э, собственно, и дожили до наших дней в такой прекрасной сохранности. Японским эстетам начала XX века не приходило в голову тащить это барахло в музеи: ведь гравюры укие-э, что переводится высокопарным "образы изменчивого мира", были не что иное, как лубок, простонародная забава.

Точнее, это было искусство третьего сословия, купцов и ремесленников: укие-э породила эпоха сегуната Токугава (1603-1868), когда в Японии, отгородившейся железным занавесом от остального мира, пышным цветом расцвела городская культура, и в новой столице Эдо (нынешний Токио) к середине XVIII века жило уже более миллиона человек. Миллионное население Эдо жаждало развлечений: представления театра кабуки, турниры бойцов сумо, "веселые кварталы" с утонченными куртизанками — все это, а также истории о привидениях, разбойниках, несчастной любви и военных подвигах самураев мастера укие-э запечатлевали в промышленных масштабах. Над созданием каждого листа под руководством издателя трудилась целая бригада рисовальщиков, резчиков, печатников и каллиграфов, из которых по имени мы сейчас знаем лишь художника — автора эскиза гравюры.

Дешевизна такой продукции позволяла внедрять гравюры укие-э во все сферы жизни: модные картинки, реклама чайных домов, театральные афиши, поздравительные открытки, рисунки для вееров, украшения для столбов в доме (листы вытянутого вертикального формата), портреты любимцев публики из числа актеров театра кабуки, порнографические сценки (их в ГМИИ, к сожалению, не выставляют). И конечно, образы гейш, изнеженных красавиц, гуляющих в садах, готовящих чай или пишущих письма, склонившихся над доской го, погруженных в чтение романа или попросту прихорашивающихся. В этом внимании к мельчайшей детали, к каждой шпильке или зеркальцу у Китагавы Утамаро и Кикугавы Эйдзана есть что-то от восхитительного бытового гедонизма "Записок у изголовья" Сей-Сенагон. Что же касается европейцев, для них одним из главных открытий в укие-э был пейзаж: целые серии туристических открыток с видами Фудзи, достопримечательностями Эдо, знаменитыми водопадами и 53 станциями Токайдо, древней трассы, соединявшей Восточную и Западную столицы Эдо и Киото,— этими гравюрами прославились на весь мир Андо Хиросигэ и Кацусика Хокусай.

Последний, кстати, и начал называть сборники своих рисунков словом манга, так что нынешние комиксмейкеры и мультипликаторы Японии, виновники очередного помешательства Запада на японском масскульте, ведут свою родословную от искусства укие-э. Впрочем, создатели манги и аниме имеют на это право. Взгляните на расстилающиеся до самого горизонта морские дали у Хиросигэ, на призраков, монстров, жуков и лобстеров Куниеси — это же эскизы к "Навсикае из Долины ветров", оскаровского лауреата мультипликатора Хаяо Миядзаки.

Газета «Коммерсантъ» № 32(3849) от 28.02.2008

фото к статье

Рязанец, открывший путь в мир японского искусства

.......Собрание японской гравюры XVIII-XIX веков в отделе гравюры и рисунка Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина (ГМИИ им. А.С. Пушкина) принадлежит к числу ранних и крупнейших в Европе.
В собрании насчитывается около четырехсот живописных свитков, более пятисот иллюстрированных книг и альбомов, около 1000 рисунков и несколько тысяч гравюр - всего около 6 000 произведений. В состав коллекции входят произведения из собраний Д.А. Ровинского, И.Ф. Ефремова, П.Д. Эттингера, Н.С.Мосолова, Л.М. Мейера, С.М. Эйзенштейна, С.И. Тюляева и других любителей искусства, но основная её часть приобретена в Японии в течении 1885 -1896 гг. русским морским офицером, выходцем из потомственных почётных граждан Рязанской губернии - одним из первых в России коллекционеров японской графики, Китаевым Сергеем Николаевичем(.....)
Сергей Николаевич Китаев родился в 1864 году, 10 (22) июня, по одним сведениям в г. Рязани, по другим сведениям в с. Клишино Зарайского уезда Рязанской губернии. В «Полном послужном списке Морского кадетского корпуса Подполковника по адмиралтейству Сергея Николаевича Китаева», составленного 27.01.1906г. и находящегося в Архиве Военно - Морского флота Санкт – Петербурга, говорится, что Китаев «…..происходил из потомственных почётных граждан Рязанской губернии, был женат на дочери первой гильдии купца девице Анне Ефимовне Замятиной, имел сына Иннокентия (род. 19 июня 1897г.)». Таким образом, «Послужным списком» Китаева подтверждается непосредственное отношение семьи Китаева и его самого к Рязанской губернии, но исследования по определению места рождения, дворянского (в одном из источников говорится, что Китаев «Родился в Рязани в дворянской семье») или иного происхождения Китаева вызвали определенные затруднения(.....)
Он не был выходцем ни из семьи священнослужителей, ни из семьи промышленников или купцов, поскольку дети из таких семей обычно становились продолжателями династических семейных традиций. Например, его супруга была дочерью известного иркутского купца Ефима Ивановича Замятина, а её брат, купец Первой гильдии И.Е.Замятин известен тем, что с 1903 года занимался разработкой угольных месторождений в Читинском крае. Как сказано выше, в самом Петербурге в XIX столетии широкую известность имела династия церковных деятелей Китаевых.
А Сергей Николаевич стал русским морским офицером. И отец Китаева получил потомственное почётное гражданство скорей всего за военную службу.
Но где же место рождения Китаева – в г. Рязани, или в с. Клишино? И должна же быть причина и денежная возможность, по которой Китаев был отдан на воспитание в Санкт – Петербург, в морское училище и стал русским морским офицером, увлекался искусством. Что связывало Китаевых с морем, Петербургом, искусством?
Воспитывался Китаев в Высшем морском училище в Санкт – Петербурге (Морской кадетский корпус) , которое закончил в 1881 году и с 01 октября этого же года он находится на действительной военной службе. Учился Китаев блестяще: его имя по окончании учебы было занесено золотыми буквами на "Морскую доску" училища. В период с 1881 по 1885 годы Китаев проходит службу в Санкт - Петербурге, а 11 июня 1885 года назначается в заграничное плавание на Дальний Восток. В период с 1885 по 1896 года Китаев находится в заграничном плавании в Тихом океане, у берегов Японии, во время которого фрегат "Владимир Мономах", затем клипер "Вестник" и крейсер "Адмирал Корнилов", на которых проходила служба Китаева, неоднократно заходили и доковались в японских портах.
Неясно, на каком корабле Китаев отправился на Дальний Восток. В разных источниках говорится о том, что Китаев был назначен в заграничное плавание летом 1885 года, и его служба проходила сначала на фрегате «Владимир Мономах». Между тем, фрегат «Владимир Мономах», вышел в дальневосточное плавание из Петербурга 29 сентября 1884 года и через Средиземное море, Суэцкий канал, Индийский океан в начале 1885 года прибыл в Нагасаки, а затем, в апреле 1885 года прибыл на докование в Иокогаму, после чего нёс службу на Дальнем Востоке, от Японии до Сингапура, неоднократно возвращаясь в Кронштадт и обратно, на Дальний Восток. Но оставим эту нестыковку в датах специалистам. Очевидно, что Китаев добирался до Японии на другом корабле, и служил так же на разных судах.
Во время стоянок русских кораблей в японских портах у Китаева было много времени, чтобы заниматься изучением японского искусства и собирать свою коллекцию. По словам самого Китаева, его агенты - японцы исколесили всю страну вдоль и поперёк, приобретая произведения в Токио, Киото, Иокогама, Осака, Кобэ, Симоносэки и многих других городах и деревнях Японии. Времяпрепровождение во время многомесячных, а то и многолетних стоянок кораблей, можно проводить по разному.
Любопытные свидетельства оставил на сей счет Великий князь Александр Михайлович, двоюродный брат императора Александра III, в «Книге воспоминаний» (опубликованной в приложение к «Иллюстрированной газете» на 1933 год и переизданной в наше время как «Мемуары Великого князя Александра Михайловича»). Как раз в этот период, 1886 – 1888 года, он совершал путешествие по Дальнему Востоку на клипере «Рында», в том числе побывал в Японии, в Нагасаки и Иокогаме. «В кают-компании – пишет он – снова царило оживление. Как только мы бросили якорь в порту Нагасаки, офицеры русского клипера «Вестник» сделали нам визит. Они восторженно рассказывали о двух годах, проведенных в Японии. Почти все они были «женаты» на японках. Браки эти не сопровождались официальными церемониями, но это не мешало им жить вместе с их туземными женами в миниатюрных домиках, похожих на изящные игрушки с крошечными садами, карликовыми деревьями, маленькими ручейками, воздушными мостиками и микроскопическими цветами. Они утверждали, что морской министр неофициально разрешил им эти браки, так как понимал трудное положение моряков, которые на два года были разлучены со своим домом. В то время одна вдова – японка по имени Омати – она содержала очень хороший ресторан в деревне Инасса вблизи Нагасаки. На неё русские моряки смотрели как на приёмную мать русского военного флота. Она держала русских поваров, свободно говорила по-русски, играла на пианино и на гитаре русские песни, угощала нас крутыми яйцами с зелёным луком и свежей икрой, и вообще ей удалось создать в её заведении атмосферу типичного русского ресторана, который с успехом мог бы занять место где – нибудь на окраинах Москвы…… Она полагала, что должна сделать все от неё зависящее, чтобы мы привезли в Россию добрые намерения о японском гостеприимстве. Офицеры «Вестника» дали в её ресторане обед в нашу честь в присутствии своих «жен», а те, в свою очередь, привели с собой приятельниц, ещё свободных от брачных уз. ОматиСан превзошла по этому случаю саму себя, и мы, впервые за долгое время, ели у неё превосходный русский обед. Бутылки водки, украшенные этикетками с двуглавым орлом, неизбежные пирожки, настоящий борщ, синие коробки со свежей икрой, поставленные в ледяные глыбы, огромная осетрина по середине стола, русская музыка в исполнении хозяйки и гостей – всё это создавало такую обстановку, что нам с трудом верилось, что мы в Японии….. Я решил «жениться». Эта новость вызвала сенсацию в деревне Инасса, были объявлены «смотрины»………После смотрин должен был состояться торжественный свадебный обед всем офицерам с шести военных кораблей, стоявших в Нагасаки…» На одном из этих кораблей служил Китаев С.Н.
Много других любопытных деталей быта русских моряков в Японии описывает князь. Можно с трудом поверить, но ничто не запрещает нам предположить, что среди офицеров клипера «Вестник», посетивших Великого князя, был и С.Н. Китаев(...)
Но Китаева в большей степени увлекла экзотика Японии не в бытовом смысле, а в прикладном значении, причем в конкретной области – области японского искусства.
"Это был широко образованный человек, располагавший большими средствами: смолоду интересовался изобразительным искусством, рисовал, писал акварелью. Попав в Японию, он познакомился с японской графикой и при стоянках корабля в японских портах стал приобретать художественные произведения. Купленные вещи, часто в очень испорченном виде, он отдавал там же специалистам ( господину Араки из Нагасаки) в ремонт и монтировку и хранил их на своём корабле в герметичных металлических цилиндрических коробках, предохраняя от сырости" - писал сослуживец Китаева по службе в Морском кадетском корпусе художник П.Я.Павлинов, с которым у Китаева вплоть до Революции 1917 года оставались дружеские отношения и кому он писал, будучи в Японии.
Морской кадетский корпус был единственным в России того времени учебным заведением, готовившим офицеров – моряков. До появления фотографии во время плавания морским офицерам вменялось в обязанность делать зарисовки побережий и исправление карт. Наряду с другими прикладными морскими науками в корпусе на высоком педагогическом уровне преподавались корабельная архитектура, морская практика, картографическое и кораблестроительное черчение, а так же рисование. Офицеров, умевших хорошо рисовать, нередко направляли в гидрографические экспедиции для изучения морей России, а затем и Мирового океана с целью создания пособий по мореплаванию, морских навигационных карт, нанесения на карты открытых островов. Офицеры выполняли зарисовки приметных мест прибрежья, навигационных моряков и маячных сооружений. Сопровождая высоких особ, офицеры делали рисунки для подарочных альбомов.
Не случайно, некоторые морские офицеры, например А.П. Боголюбов, А.К. Беггров, и другие, увлекались изобразительным искусством, и оно становилось их основной профессией. Художниками – любителями стали корабельный инженер генерал – майор А.П. Алексеев, морской министр адмирал И.К. Григорович и другие.
Не знаю, сохранилась ли сейчас в Рязани память об упомянутом генерал – майоре Алексееве, но он был, так же, как и Китаев, рязанцем. Алексеев Александр Платонович (1841-1908гг.), родился в Рязани в семье учителя словесности рязанского реального училища. Он с детства увлекался рисованием, копировал с журналов изображения кораблей. В 1860г. приехал в Санкт – Петербург, и, как и Китаев, поступил в Морской корпус, где, развивая талант, и стал художником – любителем. По окончании Морского корпуса Алексеев стал корабельным инженером, служил при судостроительном комитете и ушел в отставку в чине генерал – майора.
Он не устраивал персональных выставок и его имя не значится в справочниках, посвященных русскому изобразительному искусству, но благодаря его творчеству потомки имеют представление об облике тех военных кораблей, которые составляли морскую славу России второй половины XIX века. По заказу Морского музея, им было написано около 30 картин – портретов кораблей, которые ныне хранятся в Центральном военно – морском музее в СПб(...)
Таким образом, фамилия Китаевых была широко известна на русском флоте. Возможно, это и сыграло некую роль в морской судьбе Китаева С.Н.
В большей же степени эту роль могло сыграть село Клишино Зарайского уезда Рязанской губернии, в котором по одной из версии родился Китаев и жила его семья.
В «Списках населённых мест Рязанской губернии» 1862 года указано 2 села Клишино и оба в Зарайском уезде.
Они и сейчас существуют. Одно из них находится в Рыбновском районе Рязанской области, на границе с Зарайским районом уже Московской области. Рядом с ним находится село Китаево. Оба села ничем не примечательны и кроме названий не обнаружилось никаких показаний к тому, что они могли способствовать выбору профессии Китаева.
Второе село находится теперь в Озёрском районе Московской области, а раньше это была земля Рязанского княжества и Рязанской губернии.
Вскарабкавшись на правый, высокий, берег реки Оки, на месте слияния с правым притоком речкой Большая Смедва, перед вашим взором откроется чудесный вид на долину Оки, на город Озёры, что виднеется за пойменными лугами с бесчисленными озерами – старицами, и бесконечную даль лесов – реликтовый лес Нагорная дубрава. Сзади вас будет село Клишино.
Интересно сознавать, что где–то рядом, по правую руку вдоль Оки, под земельным пластом, находится исчезнувший древний город рязанского княжества, Ростиславль Рязанский (Расчиславо, Рощеслав), местонахождение которого идентифицируется приблизительно между селами Клишино и Сосновка. На месте древнего Ростиславля сохранились остатки валов, а в 200м. от него – большой курган. Город был основан в 1153 году рязанским князем Ростиславом Ярославичем в свою честь и являлся форпостом Рязанской земли, а затем и Московского государства, на пути набегов кочевников. Именно здесь, в 1340г. со своей семьей и дружиной жил пронский князь Ярослав Александрович, укрываясь от набегов татар. В 1483г. рязанский князь Василий Иванович завещал город своему сыну Ивану. В XVI веке Ростиславль неоднократно упоминался в разрядных записях в связи с набегами крымских и казанских татар, а с XVII века информация о нем исчезает.
Согласно «Историко – статистическому описанию церквей и монастырей Рязанской епархии» 1884г., Клишино впервые упоминается в качестве пустоши в приправочной книге 1616 года., значится старою вотчиною Масловых. В 1676 году в селе значится 16 дворов, в том числе один боярский, имеется церковь.
Есть два изначальных колена, московское и рязанское, дворянского рода Масловых, оба корнями из Литвы.
Московское колено происходит от литовского выходца Анцыфора Литвина Масло, выехавшего в 1413г. в Москву на службу к великому князю Василию I Дмитриевичу и пожалованного поместьями.
Рязанское колено происходит от некоего Александра Масло, выехавшего из Литвы на службу к великому князю рязанскому Олегу Ивановичу в 1402г.
В описываемое нами время основания Клишино, наиболее известным был представитель московского колена Маслов Андрей Михайлович, правнук Анцыфора, сын боярский и голова. В 1603 г. он был прислан осадным головой в Михайлов вместо К. Сульменева, служил там и в 1604г. Из его пяти сыновей наиболее известным был младший Михаил Андреевич. В 1633г. служил в войсках боярина и воеводы М.Б. Шеина под Смоленском, был ранен во время вылазки осажденных поляков и взят в плен. В 1637г. воевал с татарами в составе полка под Дедиловом, в 1658г. был ранен в Малороссии во время измены гетмана И. Выговского московскому царю. В 1651г. он «писал Обоянь (ныне райцентр Курской области) и Обомиск», служил сотенным головой при разборе.
Местоположение села, на излучине Оки, позволило ему быстро вырасти и связан этот рост с реформами Петра I, со строительством русского флота. Когда в 1695 году по царскому указу было намечено построить несколько морских судов для защиты торговых интересов русских купцов на каспийском море, местом реализации этого указа была избрана верфь подмосковного села Дединово. Корабельные сосны и ели спускали для сплава с горки по течению выше Белых Колодезей, разместив в существующем посаде работных. Между тем, в дали от места сборки кораблей, около нижней мукомольной мельницы на реке Смедва, согласно распоряжению только назначенного командующего пока ещё не существующим флотом Ф. Лефорта, развернулась небольшая мануфактура для изготовления парусов по шведским клише. По мнению доктора исторических наук Н.И.Павленко, благодаря этой глупости Лефорта, производить паруса «за три лаптя по карте» от самой верфи, и возникло село озёрского края Клишено, в дальнейшем превратившееся в Клишино, а в месте с этим на территории будущего Озёрского района возникает мануфактурный промысел. В середине XVIII века в селе строится ткацкая фабрика, которая работает на нужды русского флота. Комплекс ткацкой фабрики XVIII-XIX веков как памятник архитектуры существует и поныне, в привычном для нынешних времен состоянии – разрушенном, но при этом охраняемым государством. А село, как одна из баз русского флота, развивается, и в 1797 году в нем уже проживает больше полутысячи жителей. С развитием флота семьи купцов и приказчиков сколачивают состояние на военных заказах, дети дворян и вельмож, «башковитых» отроков – простолюдинов, отправляются в Петербург для обучения навигации, фортификации и другим военным наукам, после чего пройдут все сражения, победы и поражения петровской эпохи и вернутся на свою малую родину капралами, капитанами, сержантами майорами, а их дети станут продолжателями военных сухопутных и морских династий.

И если местом рождения С.Н.Китаева является это с. Клишино, то нет ничего удивительного в том, что рязанская ветвь Китаевых была династией военных или купцов, а сам Сергей Николаевич стал офицером флота. Но это только моё предположение(....)

Ник Эдвард.

Полная редакция очерка Здесь