Джон Донн (1572 -1631) — английский поэт, крупнейший представитель метафизического направления в английской поэзии, развивавшего неоплатонические взгляды и широко использовавшего образность и метафоричность, порой ироническую, для иллюстрации какой-либо идеи. Наряду с Джоном Донном, к этому направлению относятся Джордж Херберт, Эндрю Марвелл и отчасти Джон Мильтон, предтечей чьего творчества была эта поэтико-философская школа.

Что касается Джона Донна, о нем современные исследователи сходятся во мнении, что этот поэт оказал огромное влияние на всю английскую лирику XVII века, наравне с Беном Джонсоном. Эти два крупнейших художника слова противопоставили свое искусство поэтической манере елизаветинцев (из которых наиболее прославлен, конечно же, Уильям Шекспир). О Джоне Донне достаточно подробно сказано в сборнике «Английская лирика первой половины XVII века» (М.: Изд-во МГУ, 1989. Составление, общая редакция А. Н. Горбунова). Доктор филологических наук, профессор кафедры истории зарубежной литературы МГУ, автор ряда монографий по истории английской и американской литературы Андрей Николаевич Горбунов так отзывался о Джоне Донне:

«Донн - поэт очень сложный, а подчас и немного загадочный. Его стихи
совершенно не умещаются в рамках готовых определений и словно нарочно
дразнят читателя своей многозначностью, неожиданными контрастами и
поворотами мысли, сочетанием трезво-аналитических суждений с всплесками
страстей, постоянными поисками и постоянной неудовлетворенностью.
Донн был всего на восемь лет моложе Шекспира, но он принадлежал уже к
иному поколению. …Возраст датского принца очень близок возрасту Донна. Исследователи часто подчеркивают этот факт, обыгрывая гамлетические моменты в творчестве поэта. И действительно, для Донна, как и для шекспировского героя, "вывихнутое время" вышло из колеи и место стройной гармонии мироздания занял неподвластный разумному осмыслению хаос, сопровождающий смену эпох истории.
…Болезненно чувствуя несовершенство мира, распавшегося, по его словам,
на атомы, поэт всю жизнь искал точку опоры. Внутренний разлад - главный
мотив его лирики. Именно здесь причина ее сложности, ее мучительных
противоречий, сочетания фривольного гедонизма и горечи богооставленности,
броской позы и неуверенности в себе, неподдельной радости жизни и глубокого
трагизма.

…Из-под пера поэта в 90-е годы XVI века вышло довольно много стихотворений…: эпиграммы, послания, элегии, эпиталамы, песни и т. д. Донн писал их, как бы намеренно соревнуясь со Спенсером, Марло, Шекспиром и другими поэтами-елизаветинцами, что делает его новаторство особенно очевидным. В сатирах Донн берет за образец не национальную, но древнеримскую традицию Горация, Персия и Ювенала и преображает ее в духе собственного видения мира».

Упомянутую выше «точку опоры» Джон Донн, можно предположить, нашел в религии – к концу жизни он стал настоятелем собора Святого Павла в Лондоне и писал духовные стихи, как продолжение своих проповедей. Джона Донна на русский язык переводили Г.М. Кружков, С. Л. Козлов, Д.В. Щедровицкий. В частности, «Евангельские сонеты» и «Священные сонеты» (продолжения проповедей), переведены Д.В. Щедровицким. Помимо упомянутой выше книги «Английская лирика первой половины XVII века», довольно известна книга «Джон Донн. Избранное: из его элегий, песен и сонетов, сатир, эпиталам и посланий. Перевод Г. Кружкова. С добавлением гравюр, портретов, нот и других иллюстраций, а также предисловие и комментарий переводчика» (М. "Московский рабочий". 1994).

Столь обширная преамбула подводит нас к рассказу о новом переводе духовной лирики Джона Донна, введенном в художественный и научный оборот.

Речь идет о сборнике «Джон Донн. Гимн Богу», выпущенном совместными усилиями Рязанского Государственного Университета им. Есенина и московским издательством «Гуманитарий» в 2008 году. Сборник этот входит в библиотеку журнала «Меценат и мир», серия «Поэтические шедевры».

Автор новых переводов «Евангельских сонетов», «Благочестивых размышлений», цикла «Молитва» и славословия «Гимн Богу-отцу», а также предисловия к ним - профессор, директор института иностранных языков РГУ Яков Моисеевич Колкер.

В предисловии Я.М. Колкер указывает: «Имя Джона Донна известно всем, кто интересуется литературой, но не потому, что большинству читателей знакомо творчество этого писателя, а потому, что у всех на слуху знаменитый эпиграф к роману Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол»: “Нет человека, который был бы, как остров, сам по себе… смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе”… И сейчас время несколько изменить эпиграф к роману Хемингуэя: «Зачем звонит колокол?» На этот вопрос отвечают «Евангельские сонеты», «Благочестивые размышления» и «Литания» (в русском звучании «Молитва» - Е.С.)».

По его собственному признанию, Яков Моисеевич Колкер задумывался о переводе стихотворений Джона Донна с 1964 года. Однако реализация этого намерения все откладывалась – иной раз по причинам сугубо житейским, а в последние годы – по щепетильности переводчика, ибо уже в новом столетии Я.М. Колкер активно занимался переводами сонетов У. Шекспира и опасался, как бы эффект «набитой руки» не отразился превратно на новом деянии. За духовные творения Джона Донна он взялся лишь тогда, когда полностью «отошел» о работы с текстами Шекспира.

Новая книга Джона Донна «Гимн Богу» продается в книжном магазине Рязанского госуниверситета. По наблюдениям автора, ее покупают не только студенты, но и люди «с улицы». Не исключено, что некоторая часть тиража (к сожалению, небольшого) поступит и в московские специализированные магазины при помощи издательства «Гуманитарий».

О тонкостях литературного жанра «художественный перевод», синтезирующего владение несколькими языками, литературной грамотностью, обширную эрудицию и чувство слова, о востребованности этого жанра сегодня и всегда, о подготовке новых переводчиков – наша беседа с Яковом Колкером.

Е.С. – Яков Моисеевич, как по-Вашему, книга переводов духовных стихотворений Джона Донна – это художественная или научная работа?

Я.К. – Не могу сказать определенно. В одном я твердо убежден: что перевод – это ремесло, и ему нужно учить и учиться. Заниматься переводами может лишь тот, кто прошел определенное обучение. Так что взамен предложенной Вами дилеммы я бы выбрал третье: книга этих переводов – итог деятельности ремесленника.

Е.С. – Что Вы лично, как литературный ремесленник, имеете в виду под «определенным обучением» - самообучение либо курс наук?

Я.К. – И то, и другое, и… азарт. Когда я переводил Джона Донна, и не только его, мною двигало стремление понять, насколько я смогу справиться с этой задачей, которую сам себе поставил, выбрав ее, в силу ее интересности. Джон Донн – поэт исключительно любопытный для переводчика. Но из всего его богатого наследия я предпочел начать собственный перевод с «Евангельских сонетов». А не с его любовной или эротической поэзии. Чтобы переводы Донна не были ни на йоту похожи на мои же переводы сонетов Шекспира. Джон Донн – философ, мистик, очень образованный человек, талантливый во всем, за что бы ни брался – в том числе и в умении подбирать и расставлять по местам нужные слова. На мой взгляд, его проповеди не нашли адекватного перевода на русский язык – именно по критерию точного подбора слов.

Е.С. – Джона Донна переводят на русский язык не впервые…

Я.К. – Я взялся Донна переводить впервые. Другие переводы меня не интересовали. Я увидел их один раз, в электронной версии, прочитал, понял, что они меня не удовлетворяют, закрыл и постарался забыть все, что я увидел и прочитал. Чтобы начинать собственную работу с его текстами «с чистого листа». Мне обидно, когда гениальный поэт и писатель в переводе превращается в автора плохих русских стихов. По моему глубочайшему убеждению, переводы любого автора должны производить на русских читателей то же впечатление, которое в оригинале они производили на носителей языка. Помимо тех переводов Донна, что меня разочаровали, я знаю, что его книги выходили в специализированном издательстве «Радуга» для переводной литературы еще в советское время. Тогдашние переводы были хороши. Но ведь этого мало!.. Прекрасного не бывает «слишком много»…

Е.С. – Каковы же Ваши критерии качественного перевода поэзии?

Я.К. – Критерий основной – насколько получились русские стихи? Насколько они отвечают целям и задачам поэта? Насколько передан тот филологический ряд и философия, которую хотел поэт донести до своих англоязычных читателей. У меня написаны статьи по технике перевода и обучению ему, в помощь студентам. Туда вошел Джон Донн как пример «высокотехничного» перевода – так как в его творениях слишком трудная форма и слишком серьезное содержание, чтобы переводить его скверно. Когда ты перевел Шекспира, не в обиду ему будь сказано, ты ищешь себе задачу посложнее. Усеченный венок «Евангельских сонетов» Донна представляет собою достаточную сложность. Как известно, венок сонетов состоит из четырнадцати сонетов и пятнадцатого «магистрала». Вначале пишется магистрал, потом его строки превращаются в самостоятельные сонеты. Так вот, Джон Донн изобрел собственную форму венка сонетов. В нем всего семь «глав» «La corona», «Благовещенье», «Рождество», «»Храм», «Распятие», «Воскресение», «Вознесение». Нетрудно догадаться, что магистралом к этому венку сонетов служит само Евангелие! Великолепная поэтическая дерзость, принизить которую некачественным переводом – все равно что совершить богохульство…

Е.С. – Обязательно ли быть религиозным человеком, чтобы хорошо переводить духовные стихи?

Я.К. – Нет. Обязательно быть переводчиком. Как не обязательно быть кандидатом технических наук для того, чтобы переводить деловые бумаги, техническую документацию. Кстати, в последнем случае невозможно угнаться за «производственной необходимостью» - сегодня тебе могут предложить перевести текст об оснастке прокатного стана, а завтра – о конвейере на кондитерской фабрике… Но я бы сказал, что для хорошего переводчика обязательно умение перевоплощения, сродни актерскому, «вживления» в то, что сейчас является твоим главным делом. Когда переводчик «в деле», то ему намного легче справляться с чужим языком и текстом.

Е.С. – Но как же быть «в деле» перевода псалма человеку, чуждому религии?
Я.К. – Не быть чуждым нравственности и обладать профессионализмом переводчика! Для интеллигента стихи на духовную тему имеют особенное моральное значение. Интеллигентом я называю того человека, которого всегда мучает совесть. Религиозное творчество Джона Донна – как раз для такого переводчика. В его духовных стихах, особенно в «Евангельских сонетах», тема вины и ее искупления, сознания своей вины и раскаяния, греха и его искупления – ключевая. В «Благочестивых размышлениях» на первый план выходит другой аспект: сопоставление греха и наказания. Это также важная составляющая религиозного мировоззрения. Но, согласитесь, искупление чуть более возвышенно – ведь это Любовь к людям!.. Такая же Любовь, как у Иисуса, которому все люди настолько близки, что он даже не спрашивает, кто они, почему каются, просто любит их и принимает такими, какие они есть.
Вообще, ситуация сочетания человека, Бога, Духа, матери человеческой и Матери Божией – очень серьезная заявка для поэта. Джон Донн с постановкой этой ситуации справился блестяще. Это накладывало на переводчика особую ответственность. Я представил себе объем перевода – и мне стало страшно, а отступать некуда…

Я приступил к переводу, поставив себе главный ориентир: чтобы перевод нес ту же духовную функцию для своих читателей, что и оригинал – для своих читателей. Здесь необходимо личное участие переводчика, механическое копирование словарных конструкций в другой язык недопустимо. Возьмем первый же сонет из Евангельского цикла: «La corona»: «Deign at my hands This crown of prayer and praise? Weaved in my low devout melancholy...» В подстрочном переводе звучит повествовательная, рассудительная интонация: «Я держу в своих руках венок молитв и хвалы, сплетенный мною в подавленной меланхолии...» На мой взгляд, чтобы донести до русского читателя порыв обращения Джона Донна к Богу, необходимо переводить эти строки, как импульс: «Прими, Господь, венок моих псалмов, / я сплел его в молитве вдохновенной / родник молитв из глубины веков / меняясь, остается неизменным…». Что сделано в переводе? Прежде всего, надо было учитывать, что английские слова в большинстве своем намного короче русских. Но, чтобы строка звучала, как порыв, нужно было оперировать короткими русскими словами. И я стал их искать. «Молитва и хвала» - безусловно, единое слово – «псалом». Далее пришлось обратиться к средневековой духовной литературе и средневековым культурным традициям. И я узнал, что в эпоху Донна слово «меланхолия» означало не то, что сейчас – не болезненное состояние, а размышления, преданные Господу. То, что Донн называет «сокровищницей» духа, постоянно изменяющейся и вечно неизменной, я назвал «родником», так как это самый убедительной символ изменчивой неизменности и неисчерпаемости… Таким образом, отойдя, казалось бы, от первоначальных выражений Донна, русский перевод оказался ближе к исходной задаче каноника.

Е.С. – Так что же является главным принципом перевода – бережное отношение к исходному языку, перенос его без потерь в родной язык переводчика, или, напротив, приоритет благозвучия по-русски?

Я.К. – Переводчик должен перенести в свой родной язык то, что хотел сказать автор, но сделать это так аккуратно, чтобы не перенести, упаси Бог, что-то чужеродное!.. Недаром Михаил Лозинский утверждал, что перевод – это искусство потерь. Но я бы добавил: искусство потерь и компенсаций. Потеря исконный слов может и должна нести художественный смысл. Образцом идеального перевода является стихотворение Пушкина «Ворон к ворону летит…» Эта баллада присутствует в фольклоре многих народов. Пушкин перевел ее с французского языка. Но стихи эти получились и стопроцентно «русские» по звучанию и духу, и очень точные по передаче сути перевода. Во времена Пушкина и чуть позже в русской литературе установилась эта традиция: «Из Гете», «Из Гейне» - переводы иноязычных первоисточников, идущие от русской культуры... Как сказал Вильгельм Левик: «Отойди подальше, чтобы подойти поближе!».

Е.С. – Что не удовлетворяло Вас в переводах Джона Донна и Уильяма Шекспира, сделанных другими авторами?

Я.К. – Плохие стихи. Человек плохо знал язык – не исходный язык переводимого поэта, а родной! – и сделал на родном языке косноязычные стихи. Надо понимать разницу между эквивалентом и адекватностью. Вот, например, русский эквивалент шекспировского сонета: «Потомства от прекраснейших мы ждем, / Чтоб не увяла роза красоты, / В другом цветке, наследнике своем, / Опять явив знакомые черты… Мир пожалей - не то порой унылой / Ты будешь проедать свой долг с могилой» (перевод В. Николаева). Вы что-нибудь в нем поняли?..

Е.С. – Но если переводчики будут постоянно обращаться к одному и тому же «объекту», не окажется ли чересчур много переводов одного автора и «белые пятна» в наследии других? В чем же тогда развитие?..

Я.К. – Не бывает «чересчур много» переводов одного и того же стихотворения! Каждое поколение выдвигает своего переводчика наследия титанов – соответствующего своей эпохе!.. Маршак проделал гениальную работу, доказав своему поколению, что Шекспир был гениальным поэтом! Но это не означает «монополии» Маршака на наследие Шекспира. Новые переводы – это новые интерпретации стихотворений, написанных давным-давно, и эти новые интерпретации будут все время держать эти стихотворения «на плаву». Потому что в гениальной поэзии всегда есть, что еще открывать. А у каждого нового поколения должен быть шанс по-своему понять оригинал… Разумеется, если новый перевод умелый, а не топорный…

Е.С. – Как по Вашему, сейчас больше плохих переводчиков, чем раньше, и если да, то почему так?

Я.К. – Больше. Не могу точно сказать, почему – но, скорее всего, беда в том, что стало проще напечататься, проще найти спонсора на издание книги переводов, а качество перевода уходит на задний план. Когда я учился, у нас были так называемые «переводческие среды», своего рода «экспертизы качества» нашей работы, которые мы устраивали друг другу – а теперь во многих учебных заведениях не осталось той требовательности… Будущие переводчики приходят в работу с заявлениями, какие они сами хорошие!.. А мне все равно, какие лично они замечательные – мне важно, чтобы они выбрали хорошие стихи и сделали им качественный перевод!

Е.С. – Как же сделать человека переводчиком?

Я.К. – Учить. Я не верю в способности переводчика, я верю в труд. Способностями должен располагать поэт. Поэзия – это движение души. А перевод – это тяжкий труд по постижению этого движения души. Потому я и говорю, что мы, переводчики – ремесленники и труженики. Переводчику гораздо больше нужны «фоновые» знания, кругозор, интеллект, умение выбирать слова и с лихвой компенсировать потерю какого-то одного выражения. Но всему этому можно научиться! Мои студенты из группы художественного перевода не пишут стихов! Среди них нет ни одного поэта. Но, чтобы сообщить им базовые знания о стихосложении, мы проштудировали книги Е. Эткинда «Материя стиха», «Проза о стихах» и другие работы по теории стихосложения. Для постижения теории стихосложения создан спецкурс, на котором мы ради иллюстраций к теории анализировали стихотворения, что попроще композиционно – баллады, другие повествовательные жанры. Впрочем, подбор баллад был тщательным, только из числа подлинных шедевров жанра. Мы дошли уже до Китса…

Е.С. – Среди Ваших студентов есть хорошие переводчики?

Я.К. – Конечно! Например, Наташа Матвеева, которая сейчас защищает диссертацию. Она проделала очень серьезную работу – перевела А. Ахматову и М. Цветаеву на английский язык, а на русский – английских поэтов конца XIX – начала ХХ века – «Похоронный блюз» У. Одена, «Кошку» Р. Джаррелла. Защитив диссертацию, она вернется в наш институт работать. Процесс подготовки переводчиков непрерывен, как и сам процесс создания культурных ценностей.

Елена Сафронова