Музей истории водки расположен в Кремле в Измайлово. Это совсем фантастическое место — Кремль и дворец царя Алексея Михайловича, построенные в порыве ничем не ограниченной мечтательности между вещевым рынком и гостиничным комплексом в Измайлово в последние три года (его еще достраивают). Понятно, что и музей совсем фантастический.

Экспозиция там состоит из трех частей. Во-первых, это исторический музей, созданный художником и историком Валерием Пискуновым. До того он создал такой же музей в Петербурге, на Сенной площади. Тут рассказывают историю водки. Правда, как объяснила мне прелестная и непьющая директор музея Екатерина Кулишова, "Валерий Михайлович сделал этот музей, и все, и больше он не имеет к этому отношения. А это музей Кремля в Измайлово". Во-вторых, это коллекция современных российских водок, собранных казачьим атаманом Валерием Анненко, который купил больше полутора тысяч бутылок разной водки, а не выпил. Передал музею в дар. В-третьих, там есть трактир, в котором можно выпить водки.

Должен сказать, я относился к этому музею предвзято. Я столько раз натыкался на эти современные музеи, созданные с помощью цветных ксероксов с исторических документов, копий экспонатов и восковых фигур, что уже и ждал этого, и заранее на это обижался. И, кстати, именно это там сразу и нашел. Во-первых, у входа в первый зал стояла восковая фигура красноармейца революционного времени, не то чтобы совсем пьяная, но на грани. Это зал, посвященный ХХ веку. А если пройти через него, то окажешься в глубине веков. И там тоже стоит восковая персона митрополита Исидора у самогонного аппарата.

В своем интервью, размещенном на сайте музея, Валерий Пискунов рассказывает полную печали историю. "Судьба Исидора печальна. В 1473-м, на взлете своей карьеры, Исидор, тогда еще митрополит и ближайший соратник правившего царя Василия Темного, отправляется во Флоренцию на Объединенный собор православной и католической церквей. Передовая Европа к тому времени уже вовсю пила не примитивную бражку, а настоящий крепкий алкоголь, изготовленный при помощи дистилляционных аппаратов. Но, к сожалению, в пути священнослужитель пристрастился не только к чужим напиткам, но и к чужой религии. Последнего увлечения царь ему не простил. Он низложил митрополита и сослал его в Чудов монастырь".

По счастью, печалиться не о чем. В 1473 году митрополита Филиппа сменил на кафедре митрополит Геронтий, а Исидора не было и в помине. Он умер в 1463-м. Он был не русским, а греком (последним греческим митрополитом), действительно подписал унию во Флоренции в 1439-м, в 1441-м приехал с этим в Москву, три дня пытался доказать Василию Темному, как важно единство христианского народа, был низложен и бежал в Рим, где стал кардиналом. Если среди этой кутерьмы он еще привез самогонный аппарат и научил русский народ им пользоваться, то, вероятно, это какие-то секретные сведения. Откуда взялся 1473 год — уж и вовсе не знаю, год был ничем не примечательным, кроме разве что солнечного затмения. Которое, впрочем, могло привести к появлению в России самогонного аппарата.

Я так понял, что Валерий Михайлович больше все же художник, чем историк, но он даже в некотором роде и поэт. Поскольку из его экспозиции следует, что водку нам подбросили католики через коварных униатов греческого происхождения. При желании это можно называть "исидоровым проклятием". Поэт, но экспозицию, в общем-то, он выстроил бодрую. У него там две темы: технический прогресс и государство. Тема прогресса раскрыта так, что от простой бражки, которую русские люди готовили в русской печи с незапамятных времен (напомню, что реально русская печь появилась в XVI веке), через изобретение Исидора мы пришли к дворянскому самогоноварению, а далее к спиртовым заводам. Отдельный стенд посвящен Дмитрию Ивановичу Менделееву, специально, чтобы рассказать, что к водке он отношения не имеет, а все, что некоторые думают (что он установил 40-градусную норму), — заблуждение и ошибка. В коллекции даже есть современный портрет Менделеева маслом, в академической шапочке, с выражением лица, осуждающим заблуждения. Что касается роли государства, то в экспозиции бегло изложена история винных откупов, кабаков и трактиров, и более подробно — советская история с 1920-ми годами (отмена сухого закона в 1924 году), военными 100 граммами, брежневской эпохой запоя, горбачевской антиалкогольной кампанией и ельцинской отменой монополии и переходом на акциз.

И вы знаете, вот ведь парадокс. Чем больше я смотрел на этот музей, чем больше подмечал разных исторических несуразностей, тем больше он мне нравился. Там был полет и какая-то легкость мыслей. Ну, например, в шкафу, посвященном 1920-м годам, неожиданно обнаружились семь слоников, пионерский горн и барабан. Они были годов 1970-х, но дело не в этом, а в том, что вообще как-то неожиданно найти пионерские принадлежности в коллекции, посвященной истории водки в 1920-е годы. Объяснялось это тем, что, по мнению экскурсовода — прелестной девушки Лены, когда отменили сухой закон, то водку продавали в литровках, которые называли "партиец", поллитровках — "комсомолец" и мерзавчиках — "пионер" (никогда в жизни нигде об этом не слышал и не читал). В шкафу брежневского времени обнаружился алый шелковый вымпел "Планы партии — в жизнь", совсем непонятно, в каком смысле. А между шкафами как бы такие посты, как пост дневального в военной части. Только вместо тумбочки — бюст, а вместо плаката "Обязанности дневального" — портрет. Там большой мраморный бюст Ленина, бюст товарища Дзержинского, бюст министра внутренних дел товарища Щелокова, а также бюст Владимира Высоцкого. Причем последний — на фоне коврика с вытканным на нем изображением Леонида Ильича Брежнева. Я даже спросил Лену, в каком это все смысле, на что она, нимало не смутившись, рассказала, что при Брежневе много пили, а Высоцкий про это пел.

И как-то согревало, что вся экспозиция располагалась по стенам, а центр зала был занят стеклянными шкафами с коллекцией атамана Анненко. И у него все бутылки были полны. В шкафах вокруг помимо описанных предметов были пустые бутылки, уже выпитые то есть, а коллекция атамана Анненко — еще не выпитая. И там есть еще третья часть музея — трактир. То есть понятно, что делать.

Подозреваю, честно сказать, что в личном собрании Валерия Михайловича Пискунова было много неликвида, образовавшегося от какой-то предшествующей деятельности. Ну вот, скажем, бюст товарища Щелокова. Прекрасная вещь, возможно даже авторская работа. Но, с другой стороны, кому его сейчас пристроишь? А тут — музей, и туда столько удалось сбыть! Впрочем, возможно и другое объяснение: тут рядом измайловский блошиный рынок, и территория принадлежит управе восточного округа, которой принадлежит и музей. Возможны какие-то бартерные схемы, но и по бартеру лучше отдать бюст Щелокова, чем, скажем, скульптуру девушки, хотя бы даже и с веслом. Так или иначе, я ждал музея целиком новодельного, а в нем образовалось много подлинных, хотя и не имеющих к нему отношения предметов.

И я даже стал думать, как это они так ловко все это сюда вставили, что как-то даже нормально выглядит. Какой-то тут должен быть принцип, секрет, а я его никак не могу понять. Я смотрел в глаза Исидору, за которым открывалась внушительная перспектива плодов его поисков в виде коллекции атамана Анненко, а Исидор, держа в руке стакан с как бы только что попробованным первачом, смотрел в глаза мне. И чувствовалось по его взгляду, что он понял, что только что открыл что-то невероятно важное, захватывающее и страшное. У него вообще такое выражение, что до белых чертиков еще не дошло, но они уже близко.

Я однажды был в экспедиции в Пскове, где мне пришлось идти в горсанинспекцию за машиной с насосом, потому что у нас в раскопе прорвало древнюю канализацию. Там сидели три ассенизационных начальника и томились выпить. Но не просто же так. А у них радио работает, ну и все про посевную, про арабо-израильский конфликт — совсем отстой. И вдруг: "Сегодня на 77 году жизни скончался маршал авиации Владимир Александрович Судец. Вся жизнь Владимира Александровича была посвящена..." И вдруг один как-то встрепенулся и хрипло, с мокрецой проорал: "Так надо ж помянуть! Елы-палы, вы чего сидите, маршал авиации приземлился, член КПСС, давайте!" А два других посмотрели на него восхищенно. И дали.

Мне как-то это вспомнилось. Известно, что после пятой примерно рюмки в мыслях наступает ощущение перспектив. И бывают неожиданные ходы: "Слушайте, а помните, как у Высоцкого? Давайте за Высоцкого!" — "Да! Вообще, как пили при Брежневе, а? Давайте за Леонида Ильича!" — "А я предлагаю за видного соратника Леонида Ильича, даже, кажется, родственника, министра внутренних дел СССР товарища Щелокова!" — "Не, ну ты голова! Кого помнишь! Давай за Щелокова!" — "А я, ребята, предлагаю за пионеров!" — "Почему за пионеров?" —"А просто! Люблю пионеров". — "Ну, давай за пионеров".

Огурчиков там в коллекции не хватает, а так — супер. Понимаете, в музее очень важно не просто сохранить какие-то раритеты. Нет, важно показать логику его развития, связанную с ним культуру. В этом музее раритетов немного, но вот культура, логика, атмосфера — все это налицо. Сегодня так уже не пьют, и это как раз и есть предмет экспозиции. Прямо за душу берет. Обязательно сходите, только не за рулем. А какое ощущение, когда выйдешь, а вокруг — дворец Алексея Михайловича? Это ж сказка!

За Исидора! И чего Исидора — за Сидора! Страшное дело. Веру продал мужик. Но аппарат — вывез.