СОДЕРЖАНИЕ

ТАЙНА
КРАСНЫХ ШНУРКОВ
(рассказ)

КУКЛЫ

Мистическое преследование красных шнурков. Замок рода Стэйлхинов наполнен азбукой потусторонних сил. – Такими вот заголовками пестрели едва не все газеты и многотиражные плебейские листовки лондонской прессы.
А тем временем единственный продолжатель рода почтеннейших Стэйлхинов, мистер Бадли Стэйлхин, разделял одиночество с каменными стенами родового замка. И похоже, что мёртвая лживая тишина, в пленительных парах которой он существовал, как жалкий кусок падали ненасытным гиенам, порождала сладостный дурман, доставлявший желанную пищу для зловеще пытливого ума. В омуте болотных глаз сверкали кровяные пиявки, рыжие усы с обгоревшими кончиками аккуратно язвительно прокалывали дымчатые метаморфозы. Во всём напыщенном существе мистера Бадли проявлялась холодная усмешка и кислое спокойствие, необычной, в отличие от всех остальных дней, крутой консистенции. Событие прошлой ночи никак не затронуло чёрствого старика, и более того, он не изменил своим тёмным перемещениям по злополучным колеям родового поместья. Ровно в десять по полуночи, когда замок окружён лишь тонкой вибрацией и приглушённым хлопаньем летучих мышей, мистер Бадли накинул на себя глинозёмный клетчатый плащ, достал из-под пола заплатанный, вспаханный сединами и шрамами мешок, который он каждую ночь доставал из указанного места в объёмном состоянии и возвращал под утро в менее приглядном, осунувшемся виде, юркнул за дверь и в мгновение вспышки темноты оказался в экипаже, запряжённом полосатым сатаной. Экипаж утонул в клубах синих игл, а искусителю мглы остался в компенсацию утраченного приключения шлейф озоновой дыры – углевой мусс с песчинками мрака.
В одной из комнат поместья с тяжким болезненным видом вздыхала одна из двух служанок, по обязанностям своим удовлетворявших бесконечные капризы мистера Бадли. В угрюмую призрачную комнату вошла горничная Хьюттти, полновесная тучная женщина преклонного возраста, в подстриженном сером чепце и с изящнейшим приталенным подсвечником семи балетных ножек в руках. Подсвечник создавал дикий контраст величавой полноте, которой небеса от души одарили эту уважаемую женщину.
– Мне страшно оставаться в этой безжизненной каменной холупе, - с глубоким душевным волнением заявила служанка Руви. – Исчезновение вещей, разбитая посуда, клавиши на рояле в шахматном порядке, шелест по ночам в пустой библиотеке, да ещё эти странные красные шнурки! Но вчера, – меня охватывает дрожь, вчера, пусть даже эта гиена всегда вызывала у меня отвращение, она оказалась повешенной в гостиной зале на дьявольских красных шнурках. Молите бога, дорогая Хьютти, что не видели собственными глазами жестокой расправы.
Дажба, - так звали гиену, которую держали близ поместья по причине высокого сана исторических легенд и мистических таинств, приписываемых древним стенам замка, была вдоль и поперёк исполосована ножом мясника. Пятнистая шкура падальщика превратилась в изъеденную оболочку мертвеца, а синяя кровь пучилась и пузырилась, словно и бездыханная жертва не имела прав на загробный покой.
Надо сказать, дорогое весло авантюриста, что признаки аномальной мантии появились в этой руинной башне именно со смертью Стэйлхина-отца, в прошлом одного из крупнейших землевладельцев страны, члена Земельного Фонда Англии, профессора в области злаковых обработок и экспериментов в адрес биогенных космических свойств культур. Шесть лет назад земельный франт отправился вместе со своим сыном Стэффом за приобретением очередной природной Золушки – нежной, мягкой, с душой и сердцем, щедрой на рыхлую пустоту землёй. Деловой разговор, заключение контракта, прогулка по живописному чернозёму, горсть серпца по ветру, и, казалось бы, удовольствие и пьянящая пенка в усах… Усы пропитались кровью, даже не успев обсохнуть от земельной сладости. Стэйлхина-отца нашли мёртвым в его родной стихии – в пористой благодушной почве. Бледно-закупоренная шея, подобно спиральной свече, была сдавленна не в меру длинными красными шнурками, с соблюдением строгой симметрии. А сахарный, лакомый сыночек тут же растворился в необъятных сырых просторах английской природы.
С того времени много уже муравьёв было подавлено, много росистой травы съедено. За шесть лет сменились и глубокоучёные почтенные земельные франты, сменились новой жилкой, новыми претендентами на звание всё той же научной ступеньки, на которую зубцы людской славы так тяжело взбираются, цепляясь за каждую излучину информационных потоков, и так легко скатываются с неё, теряя в секундном наслаждении мозговые канаты, протянутые годами через всю бездну мирских скитаний и горьких пороков судьбы.
Вот и Стэйлхина-отца сменил в земельной эстафете его старший сын Бадли Стэйлхин, о котором уже было упомянуто выше.
Всецело мистер Бадли отдавался плавучести дня, не ущемлял себя ни в еде, ни в отдыхе, ни в обильности искусственных дымовых завес, производимых пыхтением консервативной на чужие взгляды и мнения табачной трубки. Ибо, как думал мистер Бадли, за этим днём последует другой, другой сменится новым, и так далее, пока человек не пресытится радостями божьих дарований. А, значит, головные боли и глобальные проблемы можно оставить на конец жизни. Наверное, именно поэтому, прежняя слава и почёт рода Стэйлхинов стали постепенно угасать, и звучалась эта фамилия на устах слепленных наукой англичан лишь с иронической усмешкой, приглушённой копотью земного конца. Дневные раздумья этой персоны, всецело поглощённой отдыхом, неизбежно заканчивались тусклыми вечерами, а вечера, в свою очередь, давали мистеру Бадли возможность сесть в коляску и незаметно скрыться под покровом ночи. На сей раз мы проследим весь путь столь странной болотной прогулки.
Около часа экипаж пробирался по мутным пучинам и кочкам с засохшими шевелюрами вороньих пугал, утопая в грязевых снастях манящего зелья и норовистых ягодных семейств. Но поскольку в конце туннеля всегда есть свет, то и наше мокрое путешествие, подобно свежевзбитому гоголь-моголю, оправдывает интерес, а значит, имеет вкус. Ожидаемым чудом оказался утонувший в глухоте окружающих болот домик, гнилая хижина, облепленная луковой кожурой. Здесь рак-отшельник зарывается всё глубже в мраморные пески, не обжигающие, а засасывающие своими стихийными нравами. Наша персона, отбросив в сторону все ритмы придирчивого этикета, лёгким щелчком левой руки распахнула дверь и тут же за нею скрылась.
– Здравствуй, Бад! Что же сегодня? Ты принёс мне овечью шерсть и туфельки из красного бархата с золотыми пряжками?
– Всё здесь, в мешке. Браслеты скупщик обещал завтра, а игральные кости и ложные нашивки будут в пятницу.
– А парик почтенного сеньора? Завтра пышная церемония: дочь одного из земельных баронов выходит замуж. Я направлю туда Росманда и синеглазку Пинчи. Это большой куш, и они должны сработать блестяще.
Пока эти особы выясняют детали предстоящего дня, мы обратим наш взор на начинку хаты и на хозяина этой хижины. И дом, и его хозяин оседают в душе глубоким грязным прескверным осадком. Мало сказать, что внешность домовладельца неприятна, она отвратительна, омерзительна, и всё, что хотите. За спокойной ровной речью скрывается что-то тёмное, дурное. Впрочем, как был странен этот человек, так и перекошенная временем комнатка была заполнена грудами непонятных предметов: от пучка грызи до статуэток вергиниц, глапанов, сушидов и прочих ведуний и ведунов. Повсюду были разбросаны клочки соломы, лоскуты разных сословий и родов. Так, например, грубая шершавая мешковина соседствовала с шёлком золотисто-святого цвета, а ситец – народный любимец, был придавлен пухлыми ручками бархата с нашитыми на него многочисленными блёстками и стразами. Пуговки, булавки, гвоздики, башмачки помидорчика и тыквы, парики едких расцветок, кукольные надутые пачки, усики чиновников и усища стражи и палачей, дешёвые на ослепительный блеск украшения с тысячами звенящих бусин и ракушек и многое-многое другое составляло начинку этого жилища. Объяснить назначение всего этого инвентаря может секретный тайник, куда и направился мистер Бадли со своим таинственным знакомым.
Несколько наклонов носом в пол, паутина в глаза, узкая крысиная конура, и перед нами дверь, сплошь усеянная шипами и винтиками, сохранившими, несмотря на свой старческий облик, колкость души. Со скрипом и пыльными потоками, шурша, лениво, дверь, как будто милостью своей уступает дорогу спутникам. Сиплый скрежет, а за ним… Готовы? Вспомните ветхую хату и болотистую затхлую среду! Готовы? Ну что же там?
Словно музыкальная шкатулка, словно раковина с жемчужинкой открылась нашему взору, словно тысячи диковинных бабочек выпорхнули из пасти прожорливой акулы, словно обида Земли на человека рассеялась, и она открыла нам все сокровища и клады, завещанные миру на многие тысячелетия вперёд.
Невероятно! Живой мир, вокруг живые люди, – только странные немного. Один за другим, словно цирковые вагончики, выстроились столики на изящных ножках трио. У каждого столика расположились дамы и господа, леди и франты, щёголи и элегантно простые розовощёкие девушки. За одним столиком обливаются пеной из желтопузых кружек, за другим эль пьянит умы, с третьего веет ароматами утки в черносливе по-итальянски. Копчёный табачный дым самовольно окутывает своих владельцев, что подчёркивает необыкновенную занятость и деловитость присутствующих, ведущих светскую хронику на болтливо продвинутых язычках. Пахучая сирень и воздушные салфетки завитыми рожками дополняют изящный и грациозный интерьер создавшегося зрелища. Всё здесь, от шелеста обильных женских пачек, от звона хрусталя до длительного, зависшего в воздухе дыхания магистров стола и виста, всё очень напоминает театральное действие, венец сезона, дающий генеральную репетицию накануне всеобщего признания. Пока нет зрителей и нет аплодисментов, есть только актёры, которые праздно проводят вечер перед театральной премьерой.
Сразу бросается в глаза не обделённый желудком и всем, что можно туда вместить, джентльмен с огромными чёрными усами и еврейской бородкой, которые при первом же взгляде на них говорят о том, что перед нами человек необычайной силы воли, муравьиной хватки и с крепким, как скорлупа кокоса, сердцем. Он был так поглощён своей очаровательной собеседницей с синим платочком в левой руке, что даже косые и насмешливые взгляды стручковых тел проплывали туманом мимо его глаз.
В самом дальнем углу расположился человек, имя и профессия которого в одном лице – клоун. Эмоциональный шутовской костюм уже делает его смешным в обществе. Клоуна вообще никогда не воспринимают серьёзно. А шутовские мотивы и детская гримаска лишь ещё больше скрывают истинную личность с легко ранимой душой. Клоун может сделать себе плохо и больно, чтобы радовались другие, но он никогда не сделает плохо людям, чтобы было хорошо ему. В этом и заключается миссия и подвиг настоящего клоуна, клоуна для людей.
Постоянно что-то нашёптывая мистеру Бадли, его спутник заключительным кивком указал на авансцену и торжествующе зашагал в заданном направлении. Мистер Бадли покорно последовал за ним. Довольно высокий выступ скрывала тяжёлая портьера горячего гасконского нрава.
– Что же там? – спрашивал себя мистер Бадли, сгорая от нетерпения увидеть какое-нибудь эффектное зрелище.
Занавес быстро исчез и глазам открылась удивительная картина: весело отстукивая каблучками испанские мотивы, девушка ослепительной красоты будто хвасталась миру дарами женского очарования; мол, посмотрите на меня, какая я богиня красоты и воплощение прекрасных черт Земли. Яркая, броская, алая юбка, цветовую насыщенность которой можно сравнить только с восточным маком из Ливермие, скользила по миниатюрным ножкам, словно маленькие росинки по узким змеевидным листьям. Узорчатый чёрный платок прикрывал молодую грудь и шевелился от каждого горячего, порывистого вздоха своей хозяйки. Смуглянка была настолько хороша собой, что даже самые заплывшие жиром лица обратились к жаркой сцене. В облике смуглянки ощущалось что-то кукольное, по-детски заводное. Все её движения точь-в-точь повторяли движения марионетки, глупенькой с виду, но очень коварной в ночи. Это чудное создание действительно было куклой, которую сотворили и вдохнули в неё живой дух для того, чтобы сеять зло на земле.
Наш незнакомец, которого звали не иначе как Огрейлевард Тонг, а по старой пиратской кличке Осиное Гнездо, давно известен среди болотного сброда как создатель дьявольских кукол, подвластных только ему одному. Каждый голодранец в той глухой лещине, где поселила его судьба, знает о коварных махинациях старого колдуна, но если уж им нет дела до своей жизни, которую они, по всей вероятности, просто отбывают в мире живых, то зачем же им утруждать себя вопросами о честности и справедливости в отношении к другим. Пусть мир сходит с ума, пусть буржуи выдувают кофейную гущу, а босяки протирают пятки, пусть Англия вместе с её нравами и обывательской сухостью катится, словно бильярдный шарик в лунку, в пропасть смрада и удушья, тухлой крысятины и драной блохастой кошки. И самое страшное, что такое равнодушие сидит в душе каждого из нас. Можно сказать, что это потенциальная болезнь народов. И до тех пор, пока эта гниль будет благополучно размножаться внутри нас, мы будем страдать от таких нелюдей, как Огрейлевард Тонг.
– О, Великий создатель, – мелодично начала смуглянка, – что я должна буду для вас сделать?
Четыре соколиных глаза переглянулись. Болезненный огонь заблестел в глазах Огрейлеварда Тонга и мистера Бадли.

– Мне нравится, как ты меня назвала, кукла! Да, ты должна выполнить важное поручение, настолько важное, что от этого будет зависеть твоя жизнь. Отныне твоё имя – Саванна Гарбер. Ты будешь уличной танцовщицей, одинокой, беззащитной, хрупкой, ранимой, но всем своим надувным сердцем верящей в чудеса, сказочные душистые реки и … в принца с золотым блюдечком. Ты должна соблазнить юнца Крисса. Зачаруй его, обворожи, заставь жениться на тебе, и тогда мы сможем заполучить эти бриллианты, и даже дух отца – будь он проклят в мире мёртвых – не сможет помешать нам стать алмазными баронами. Ты слышишь, Бад?! Мы будем нежиться в россыпях драгоценных камней, на наших глазах будут специальные маски, спасающие от слепящего всепоглощающего блеска яростных камешков. В стакане виски вместо льда будут плавать радужные алмазы, и крупную соль для ванны тоже заменят жгучие камни, сводящие с ума. Да! Я буду целовать изумруды, я буду сходить с ума, я стану независимым, и сам дьявол будет служить мне. – После получения основных инструкций кукла Саванна скрылась за ширмой (той самой, из которой она и появилась), а парочка заговорщиков обменялась непонятным набором слов и удалилась в глубокую тьму.

ЧАРУЮЩИЙ БАЛ

– Ах, милый Крисс! Мы знакомы с тобой три дня с небольшим хвостиком, а мне сейчас кажется, что ты был моим ангелом-хранителем все мои девятнадцать лет жизни. Я люблю тебя! В твоём саду так прекрасно: ты рядом со мной, соловьи – настоящие трюкачи, а эти дивные розы ласкают летними ароматами мой нос, эти розы вскружили мне голову.
– Саванна! Ты моя орхидея, ведь нет на свете цветка душистее и краше, чем ты. Я люблю, люблю тебя! – И рука Крисса легко и незаметно обвила талию девушки. Он заключил Саванну в объятия любви и жгучий поцелуй утолил жажду двух влюблённых. Этот романтический поцелуй длился бы ещё очень долго и, неизвестно, чем бы закончился, если бы в сад не вошёл верный слуга и друг Крисса Ёльче.
– Дорогой Крисс! О, я тысячу раз прошу меня простить. Мне очень неловко прерывать такую приятную, счастливую прогулку по саду с мисс Гарбер, но я обязана сообщить вам, что гости, приглашённые вами и вашей матушкой, уже приехали, и бал начнётся с минуты на минуту. Извините, я удаляюсь.
– Идём, моя орхидея. Я знаю, что сегодня ты будешь править бал.
Огромный щедрый паркетный зал уже был наполнен жизнью, дыханием венского вальса, и музыка лилась из каждой хрустальной подвески, украшавшей многоярусную спиралевидную люстру с тысячами лампочек, горевших золотисто-фиолетовыми брызгами и крапом невинной бабочки Мирти. Эта люстра – шедевр британских мастеров – являла собой прообраз восходящего солнца, которому ничто не мешало пробудиться ото сна и вдохнуть жизнь в новый день. Запахи гармонично подобранных букетов дразнили чувства любви и искушали.
Главное действие началось… Все приглашённые разбились по парам и образовали танцевальный круг. Начинает играть музыка… Закружил венский вальс, зашелестели наперебой объёмные пышные пачки, а их очаровательные владелицы упоительно запорхали по паркету, кокетно передвигая ножками и мимолётно хватая взгляды чужих сердец.
Право солировать сегодня принадлежало Криссу, как устроителю бала и хозяину этого чрезвычайно интересного поместья на Лайм-стрит близ Лондона, в одном из самых великосветских районов Англии. Крисс приглашает Саву на танец, и они занимают центральное место на паркете. Блестящий дуэт! Крисс чётко ведёт партнёршу, а она, в свою очередь, очень чутко чувствует каждый шаг Крисса, и её фигурка свободно прогибается в разных танцевальных вариациях. Смотришь на такое зрелище, и хочется жить, и непросто жить, а дышать, дышать полной грудью, наслаждаться всем, что подарила нам природа. Я с уверенностью черепахи могу сказать, что танцы спасут мир! Вот увидите!... За чарующим венским вальсом последовали медленный вальс, факстрот, танго, квик-степ и озорная полька.
В самом разгаре бала все его участники громкими аплодисментами вызвали на бис Саванну и Крисса. И снова венский вальс. Уж целые поколения вальс покорил!
Ещё секунда и… о, боже! Вмиг темнота и мрак покрыли праздный зал. Та самая знаменитая люстра-шедевр рухнула вниз. Послышались вопли испуганных, растерянных дамочек. Началась паника. В полнейшей темноте полетело с треском стекло, хрусталь. Крики ужаса, вздохи и плач смешались в нестерпимый гул. Кто-то из гостей опомнился и стал кричать: «Врача, скорее врача! Врача сюда»! Но никто ничего не услышал и все ринулись бежать к выходу.
Спустя десять минут вокруг стихло. Ещё через десять минут зажгли свечи, сотни свечей, и страшная картина открылась вошедшим в зал. На полу лежали два распростёртых тела. Это были Савва и Крисс, которые в момент падения люстры находились прямо под ней. Оба были залиты кровью, их мертвенно-бледные лица, словно восковые маски усопших, свидетельствовали о худшем. В нескольких метрах матушка Крисса приходила в сознание после случившегося. Она сидела на полу спиной к искалеченному сыну и не видела этой трагедии.
Скоро в зале появилась бригада врачей из госпиталя. Молодых увезли в больницу. Они были живы. На следующий день мать Крисса, миссис Грог, находилась уже в белых стенах больницы. По словам главного врача, Саванна отделалась лёгкими порезами и ссадинами, а Крисс пострадал больше. У него сильно изрезана левая нога, и повреждены лёгкие, имеются многочисленные осколочные ранения. Для миссис Грог начались долгие, мучительные дни ожидания. Час за часом она молила Бога о скорейшем выздоровлении единственного сына.
На пятые сутки из госпиталя выписали Савву. Она помнила о своей миссии, и поэтому каждый день её начинался в палате Крисса. А, может быть, не только поэтому? Может быть, её тайные намерения обернулись чем-то большим? Сава стала ощущать какую-то странную, тёплую привязанность к Криссу. Она догадывалась, но не могла признаться себе, что по-настоящему полюбила его. Да и имела ли она право на эту любовь?... Она твёрдо знала одно: если ей не удастся выведать тайну красных шнурков, то Осиное Гнездо убьёт её. Может быть, думала она, Крисс простит ей циничный обман, и его любовь к ней окажется сильнее алмазной лихорадки, сильнее гордых предрассудков. Во всяком случае, этим Сава себя и утешала. Даже ночи она проводила рядом с любимым, и тем больше мучали её угрызения совести.

Прошёл месяц, и Крисс получил долгожданную выписку. Время залечило полученные травмы и уже ничто не напоминало о той страшной трагедии. Чувства возлюбленных прошли суровое испытание и стали лишь ещё крепче. Всякая любовь имеет свои этапы. И здесь наступил этап, когда Крисс твёрдо решил, что должен сделать предложение Саве.

НОЧЬ ЛЮБВИ

Дивные сумерки в саду поместья на Лайм-стрит. Одна из тех ночей, когда темнота жутко пугает, и в то же время ты становишься самым счастливым человеком на свете. От лёгкого ветерка шелестят листья садовых деревьев, но если в светлое время суток такой шелест воспринимается нами как бытовой обывательский шум, то по ночам природа и отчасти наше бурное воображение рисуют фантастически свирепых монстров. Но всё же именно ночь даёт покров сентиментальным романтикам, ночь дарит влюблённым минуты льющегося нектара любви. В такие мгновения обостряется желание жить, и почему-то очень хочется подарить миру себя, – только в ином свете – свете любви.
Так они сидели, убаюканные высшими чувствами, и сверчки напевали им любовные серенады.

– Савва, – шёпотом произнёс Крисс, – будь моей женою, я отдаю тебе руку и сердце… – Смуглое лицо девушки залилось румянцем, руки похолодели и задрожали, сердце забилось курантами. Она ощущала совершенно искреннюю радость, но в то же время рассудок вздёргивал её счастье на виселицу, и сознание твердило во всех подробностях предстоящую афёру. Но Савва так и не решилась рассказать всю правду. Мысль о смерти гнала духовную чистоту прочь, страх руководил и тут же прятался. Савва ответила крепким, горячим поцелуем, и чёрный кожаный плащ Крисса стал ночным пристанищем двух влюблённых.

ПЛЕСЕНЬ ПОКРЫВАЕТ ВСЁ

На следующий день Крисс, будучи членом Земельного клуба «Проросшая жизнь», отправился в центральную часть города на очередное собрание, главным вопросом которого стало внедрение новой технологии обработки чернозёма. Воспользовавшись этим отъездом, Саванна взяла экипаж и направилась в уже известную нам гнилую дыру – дряхлую хату Огрейлеварда Тонга. Смуглянка бесцеремонно отнеслась к пожилой двери и с лицом сумасшедшего отчаяния набросилась на своего творца, великого создателя, как она его первоначально называла.
– Умоляю вас, – жалобно заговорила Савва, – освободите меня от этого гнусного обмана. Я не могу, понимаете, не могу лгать единственному дорогому мне человеку на земле. Отпустите меня из плена, если в вашей душе осталась хоть капля благородства, хоть капля сострадания и любви к ближнему.
– Как видишь, – абсолютно хладнокровно и без пристрастия начал Осиное Гнездо, – я достаточно терпелив и лоялен к тебе. Твоё задание и так слишком затянулось, и, должен признаться, ты начинаешь меня раздражать. Дорогая, ты чересчур вошла в роль. Мой тебе совет: не переигрывай, не увлекайся миром людей. Ведь ты всего-навсего очередное изобретение острого ума в период мозгового штурма.
– Да, я не такая, как все, я не дитя человеческой любви, но окружающие меня люди подарили мне сердце, любовь, душу. Они научили меня морали жизни и заложили в кукольное сознание все ценности, которыми должен обладать, или, хотя бы стремиться к ним, честный верующий человек.
– Что ты несёшь, чертовка!? Я тебя сотворил и только я могу что-то в тебе изменить. Твоя плоть – сено, а кровь – берёзовый дёготь. И я в любой момент могу тебя умертвить. Не играй с дьяволом!
– Неужели божий суд не страшен вам?
Глаза колдуна внезапно загорелись синим пламенем под покровительством мертвецов, для которых земля стала непосильным грузом на барже грехов. Обезумевший от ярости при одном упоминании Бога, он схватил перечный нож и нанёс несколько порезов своей жертве. Из руки Саввы хлынула настоящая горячая, с запахом, кровь. Нахлынувший страх и боязнь за жизнь втолкнули в неё лошадиную силу. Она выдернула из волос огромную внушающую шпильку и с яростью страха, обернувшегося звериной хваткой, всадила её в глаз мучителю. Глупо было бы описывать дальнейшую картину, и, если читатель не возражает, я скажу лишь, что колдун упал наземь в бессознательном состоянии. Савва вытащила из двери проржавевший винт и бросилась бежать.
Надо сказать, что леса в этой злополучной местности дикие, настолько дикие, что нередко в них пропадают даже обученные собаки. Савва быстро пробиралась сквозь заросли дикорастущих кустарников, но вскоре наткнулась на какой-то острый шип и от боли и усталости свалилась с ног. Очевидно разум в минуты побега ею не руководил, поскольку она бросилась бежать не по проезжей дороге, а совсем в противоположном направлении, к лесу. Худенькая, бездыханная, окровавленная, бледная, она лежала под грозным навесом лесных хозяев. Время неумолимо неслось навстречу ночи. Начинало темнеть…
Тем временем Крисс вернулся из деловой поездки и обнаружил пустой дом и пустой обеденный стол. С полчаса он шагал от стены до камина, нервозно постукивая левым ботинком, но иглы взяли своё. Юноша позвал своего верного слугу и друга, взял несколько сторожевых собак и направился на поиски возлюбленной.
На главной и единственной дороге в этих краях наши герои с четвероногой подмогой встретили нищего, который за один соверен направил их в глухую часть леса, куда, по его словам, и убежала девушка. То странное чувство у нищих, никому не нужных людей, именуемое состраданием, божеской любовью к улице, как к своему родному дому, а, соответственно, и к людям, причастным к этой улице, редко встретишь среди городской лихорадки. И ещё более нелепо то, что, пожалуй, самых беззащитных людей на этой планете считают заразой современности.
Нищи й сказал литую правду, и вскоре овчарки привели искателей к бездыханной, распростёртой посреди леса, девушке. Через несколько минут её уже везли в экипаже. Дома врач осмотрел Савву и провёл все необходимые медицинские процедуры. Ночью Саванна пришла в сознание, но не произнесла ни слова, а только долго плакала, и лицо её рисовало утомлённое скорбью и гнётом солнце в порабощённых бесконечности облаках.

Но всё, как говорится, скоротечно. И жизнь так же постоянна, как весела ночная бабочка-певунья, близкая к перевоплощению. Прошли сутки, неделя, месяц…

ВЫ РЯДОМ, СЧАСТЬЕ И ЛЮБОВЬ

Серебристый восход оповестил о торжественном дне. Свадьба! А как волнующе звучит, как реагируют сердца! По дому пролетают запечённые гуси, украшенные специфическими приправами и пряностями и облитые домашним соусом кардуччо. В казане проносят змею, фаршированную рисом. Из-за угла показываются в меру упитанные подносы, на которых орнаментом выложены креветочные лафо и ликёрные сыроежки. Дом Крисса на этот светлый и счастливый день расцвёл и заблагоухал нежными, мягкими ароматами, навеянными феноменальными силами любви. Просто изумительно сиял большой зал, и уже новая люстра венчала великолепный интерьер. Паркет радовал какой-то особенно природной, естественной красотой. И даже белый, снежно-кудрявый пудель, подпрыгивая на двух миниатюрных ножках, одобрительно кивал головой и, по-своему, по-собачьи, радовался и широко улыбался.
К двум часам дня зал был полон гостей. Приглашённые звонко переговаривались, а по залу лилась живая музыка.
Венцом всей этой роскоши и суматохи стало появление жениха и невесты. О-о-о, пожалуй, сейчас мы видим самую божественную влюблённую пару в мире! Лица молодых при ослепительном свете казались настолько совершенными, что можно было подумать, что их сотворили боги. Платье Саввы сплошь было усеяно хрустальными тюльпанами, а из волос росла дикая орхидея. Крисс, с точки зрения мужского эквивалента красоты, был неотразим и своеобразен. Оригинальность исполнения чёрному атласному костюму добавлял абсолютно лиловый галстук. Влюблённые были счастливы.

Сыграли пышную свадьбу, растерзали пятиярусный торт с озером величественных, сладких лебедей. Музыки, ритма, еды, удовольствий хватило всем, – и на целую неделю.

МЕСЯЦ СПУСТЯ

Месяц спустя новоиспечённые супруги обедали за мощным треугольным столом. Они шутили, пели, играли, танцевали и признавались друг другу в любви. Неожиданно в дверь постучал почтальон и вручил Саванне какой-то грязный, засаленный, подозрительный конверт.
– Кому это, солнышко моё? – осведомился Крисс.

– Адресовано мне, но от кого – не знаю. Не написали. – Тревожные мысли заполнили душу Саввы. Она сжала письмо обеими руками и вышла в соседнюю комнату. Быстро распечатав свёрток, Саванна прочитала следующее:

«Дорогая моя! Я рад, что ты всё-таки читаешь моё письмо. Твой папочка, твой создатель напоминает, что жизнь твоя очень скоро может прекратиться, если ты не выполнишь обещанное задание. Даю ещё два дня, и, если ничего не получу, ты знаешь, что за этим последует. Ты также знаешь, что Огрейлевард Тонг по кличке Осиное Гнездо никогда не шутит и держит своё слово. Да, кстати, не увлекайся слишком-то юнцом Криссом. Береги себя»!

Твой папочка,
Огрейлевард Тонг.

Лицо Саввы залилось белой краской, губы затряслись, по телу пробежала дрожь. У неё закружилась голова, и она скорее присела на диванчик. Савва чувствовала, что близок её час, что вот-вот разразится гроза.
В комнату вбежал танцующий муж и не без интереса спросил:
– О чём пишут? Какие новости?
Едва успев переменить выражение лица (а она очень искусно умела это делать), Савва сказала:
– Далёкая родственница по матушкиной линии решила осведомиться о моей судьбе, о жизни, о моём здоровье. Она хочет меня увидеть, как-нибудь приехать к нам. – Это было самое лучшее, что только могла придумать Саванна в данный момент. К слову сказать, врать тоже надо уметь. И как ни странно, У Крисса не возникло ни малейшего подозрения. Заметно было, что он думал о чём-то более важном и глубоком и как будто собирался рассказать жене очень значимую информацию.
– Любимая, – начал она, – я должен рассказать тебе одну очень важную для меня историю. И думаю, что когда закончу, ты всё поймёшь. Послушай её внимательно.
«Восемь лет назад, когда я был студентом Лондонского университета земельной экспертизы (ЛУЗЭ), я подружился с одним из наших преподавателей. Его звали Родже Стэйлхин. Он был крупным землевладельцем и известным профессором в области злаковых обработок и всевозможных экспериментов. Народ его очень любил. Родже часто делился с людьми секретами успешного земледелия. Мы с профессором понимали друг друга с полуслова. Я был самым примерным и самым ответственным студентом.
Однажды мы с Родже решили провести эксперимент. Он заключался в обработке злаковых культур ускоряющим рост молодых растений раствором. Идея принадлежала профессору. Я лишь помог техническому осуществлению. Хочу заметить, что в лаборатории это уникальное удобрение подверглось четырём проверкам, и ни одна из них не выявила злокачественных элементов. Причиной этому могла стать зависть со стороны коллег по работе.
Утром, одним из светлых туманных дней мы обработали этим раствором поля государственной собственности, с разрешения, конечно, местных властей. И что вы думаете?! Не прошло и дня, как сеянцы поникли и засохли, все до одного. И даже сорные травы не выдержали такой атаки.
За этот злосчастный эксперимент я взял всю вину на себя, и провёл за решёткой три года. Профессора, который всегда был и который всегда остаётся моим авторитетом, выгнали из университета. Эти три года, что довелось мне просидеть в тюрьме, не прошли даром. Все мысли и чувства моего бунтующего внутреннего «я» вылились в объёмную пухлую книгу о суровостях мира сего. По окончании тюремного срока я вернулся к своей матушке, в пригород, где мы с тобой, дорогая Савва, сейчас и живём. Неделю спустя я получаю письмо от моего любимого учителя Родже. В письме он пишет о своём приезде к нам, и уже на следующий день действительно прибывает в наше поместье.
Он обнял меня, как родного сына, а по щекам его покатились крупные капли слёз. Надо сказать, что за это время Родже очень сильно изменился. Его роскошные чернявые кудри побило сединой, глаза впали, и не было в них уже того азартного, жаждущего приключений блеска жизни. Когда-то атлетическое сложение заменила мякоть грушевидной формы, очевидно, вызванной длительной болезнью. Но, признаюсь, когда Родже рядом, на душе у меня тепло, спокойно, по-детски беззаботно.
Родже слегка смягчился в лице и молвил:
– Сынок мой, Крисс! Я знаю, что по крови ты мне не родной сын, но по сердцу роднее тебя у меня никого нет. За свою долгую жизнь я имел множество земельных участков и поместий, в разных районах Англии. Я нажил огромное состояние, и это состояние – бесчисленное множество бриллиантов. Драгоценные камни я зашил в толстые красные шнурки, каждый из которых длиной один метр. Эти кожаные шнурки ещё в детстве подарила мне матушка, и это особая память. Как ты знаешь, у меня есть два сына, твои ровесники. Но они никогда не уважали и не уважают меня и сейчас. Они знают о существовании бриллиантов и также знают, что камни находятся в шнурках. Но место, где я спрятал их, не знает никто. Сыновья часто пытали меня. Они подолгу держали своего собственного отца в закрытом шкафу, не давали есть и пить. Моё здоровье в постоянном страхе перед очередными избиениями пошатнулось. И ты видишь результат… Я чувствую, что мой организм ослаб, и, кто знает, сколько мне осталось. Меня постоянно мучают угрызения совести за твой несправедливый арест. Именно я должен был провести три года в заключении. В компенсацию потерянного времени, которое уже невозможно вернуть, и за ту любовь, что ты дарил мне, всё своё состояние я оставляю тебе. Будь благоразумным и постарайся преумножить уже имеющееся. Я также хочу, чтобы этими деньгами ты воспользовался только после женитьбы. Пусть твоя избранница борется не за толстую суму, а за горячее сердце».
– Вот такая история, дорогая Савва. – И Родже открыл мне тайну красных шнурков… Спустя неделю после нашего с ним разговора Родже поехал с младшим сыном за покупкой земельного участка. Произошла трагедия: профессора нашли мёртвым на одном из заросших полей, а сын исчез, испарился, и больше его никто никогда не видел.
И теперь, спустя столько лет, я обрёл любовь, обрёл счастье и хочу, наконец-то, воспользоваться состоянием моего благородного отца. Сегодня вечером мы с тобой совершим небольшую небезынтересную прогулку.
Обменявшись своеобразными ласками супругов, Савва и Крисс занялись привычными для них делами.
Весь день Савва размышляла над своим гнусным обманом и о той кисло-сладкой участи куклы, что выпала на её долю. И в то же время она по-прежнему искренне верила, что Крисс простит её, простит, как всякий влюблённый безумный романтик. Не будем скрывать, что дурные мысли туманили рассудок Саввы. Она ясно представляла себе смерть злого гения, ненавистного колдуна Огрейлеварда Тонга. Ей мерещилось, что она наносит смертельный удар своему создателю. В голове, казалось, вертелся какой-то план, но разум не ставил твёрдую жирную точку, а, наоборот, давал повод другим бредовым идеям, ещё более коварным и тщедушным, завладеть сердцем девушки, которое и без искр билось слишком пылко.
В половине одиннадцатого Савва и Крисс уже ехали в экипаже. Дорога проходила через лес, и пейзаж из окна был красочно-живописным. Вечерний шарм леса особенно притягивает искренних, сентиментальных людей. С каждой минутой дорога становилась всё более глухой и непроходимой. И вот после довольно продолжительной конной тряски экипаж остановился и заснул. Ещё некоторое время супруги пробирались сквозь пахучие дикие кустарники и паутину сорных трав.
Наконец они вышли к заброшенному миниатюрному домику, который одиноко тонул в зелёных тенях. Много поведал на своём веку почётный в прошлом дом, и теперь он доживал отведённый ему старческий удел. Важно заметить, что этот дом, в давнее время принадлежавший Родже, теперь являлся собственностью Крисса.
– Когда-то в этом домике любил уединяться профессор Родже. Только здесь он мог обрести покой и свободу мысли, – заходя в дом, сказал Крисс. В самом дальнем северном углу была свалена гора сена. Крисс разбросал сено по сторонам, и его рука схватилась за необычную липкую дверку, похожую на крышку сундука. Открыв её, Крисс начал торопливо вытягивать из тайника длинные красные шнурки.
В этот момент в домике внезапно появился и предупреждённый Саввой Огрейлевард Тонг, всю дорогу, шаг за шагом следовавший за нашими спутниками.
Неужели Савва предала супруга? Как она могла оступиться и потянуть за собой в пузырьковое болото любимого человека? Душа каждого из нас глубже любого океана, и, подобно океану, она покрывает все скрытые эмоции и желания людей. Когда люди думают и говорят, что они самые близкие друзья или подруги, это значит, что один из них – мышонок, а другой – тигр. Жизнь, как игра, непредсказуема, непредсказуемы и те, кому дарована жизнь. Мне сложно объяснить читателям поступок Саввы, но я всё же думаю, что он получит оправдание. Человек любит быть искренним, но чаще всего не может быть искренним. В этом и заключается истина и сложность человеческих отношений.
Вернёмся же к нашему нежданному гостю. Увидев перед собой злодея, юноша замер и побелел. Невозможно было не узнать в нем сына профессора Родже, ведь Крисс так часто бывал в родовом замке Стэйлхинов. Но прежде чем Крисс успел что-то сказать, Осиное Гнездо набросился на него дикой кошкой, и сухие бамбуковые руки начали с треском душить Крисса. Из-за такого неожиданного нападения юноша не смог оказать должного сопротивления, и лицо его перекосило от нехватки кислорода.
Через мгновение оба катались по полу. Виновница всех бед, Савва схватила кочергу (это было первое, что попалось ей под руку) и нанесла врагу довольно-таки внушительный удар. С сумасшедшим звоном гонгов в ушах противник, казалось, вошёл в состояние внетелесного опыта. Он был неподвижен, словно мёртв, и в то же время жив, потому что щёки его горели, будто стыдливые одуванчики с седой макушкой.
В воздухе нарисовалась дверь, которая гипнотически распахнулась, и откуда выкатились клубы оранжевого тумана с привкусом мелиссы. Появился призрак старца с улыбкой ангела и мягко сказал:
«Идёмте, дети мои, идёмте в мир иной. Забудьте про земные богатства и простите тех, кто причинил вам когда-то боль и зло на этой земле». – Призрак протянул мудрую руку и увёл их за собой… С тех пор Савву и Крисса никто не видел.
Только вот уже много лет в том заброшенном доме на красных шнурках подвешен пепельно-жёлтый бугорчатый скелет неизвестного человека. Но мы-то с вами догадываемся, кому принадлежали эти кости.

Трухлявый дом считается проклятым, и родители пугают непослушных детей страшными историями о вечно подвешенном скелете. И даже летучие мыши были изгнаны из места покоя чёрных сил…

2006 г.

Синицына Нинель