Музей МХАТа — очень хороший, его заново сделали только в 2003 году. Пожалуй, это даже проблема. Все же один из дедушек русского театра, а так ловко его омолодили, что прямо семилетний бутуз, а не музей.

А Константин Сергеевич Станиславский и Владимир Иванович Немирович-Данченко, как следует из экспозиции, прямо сразу как придумали делать свой театр, так придумали и музей. Владимир Иванович написал: "Ведь нам не уйти от суда музея", а раз уж не уйти, то имеет смысл как-то заранее этот суд и обустроить. И уже в первом эскизе здания театра Федор Шехтель на фасаде расположил отдельный вход и написал там: "Музей театра". То есть это такой театр, который с самого начала хотел попасть в музей, что вообще-то не для всех характерно. Но вот ходишь по этому музею, и все же такое ощущение, что тут как бы наоборот произошло. Не театр попал в музей, а музей стал родом театра.

Все же МХАТ — большая история, весь ХХ век, масса событий, имен, эпох. Да и по смыслу это вроде как должен быть музей истории театра. Но это не он.

История, кстати, так устроена, что чем ближе, тем больше остается. Я даже как-то опасался, что в музее этом будет слишком много ефремовского МХАТа — история недавняя, довольно-таки героическая, сейчас, думал, пойдет грязь жизни пополам со слезой искренности и простая добрая улыбка Ефремова в том смысле, что прорвемся. А зря я так думал: вообще никаких следов Олега Николаевича в театре нет, как будто его и не было вовсе. Я даже спросил директора музея Ольгу Полозкову, отчего ж так, и она меня отвела в мемориальную гримерную Ефремова, соседнюю с мемориальной гримерной Станиславского. Там пачка сигарет, пепельница, стол и ощущение бесприютности, будто покойника недавно вынесли. Даже у Константина Сергеевича как-то потеплей. В принципе сильное ощущение и даже, можно сказать, ефремовское по интонации, но как-то выпадающее из этого театра, только что отреставрированного, новенького, с иголочки. Чувствуется, что Ефремову как бы тут не место.

Ну хорошо, мутное это время, от оттепели до перестройки, решили не показывать. Но сталинский ордена Ленина, ордена Трудового Красного Знамени МХАТ? Это ведь как раз время, когда театр и стал музеем, великие артисты — столпами советской интеллигенции! Это где? Отчасти есть. Там представлены и "Анна Каренина" 1937 года с великой Аллой Тарасовой, и канонические "Мертвые души", инсценированные в 1932 Михаилом Булгаковым, и довольно наивный, несколько диснейлендовский замок Эльсинор — эскиз декораций к "Гамлету", которого Немирович-Данченко собрался ставить в 1941 году, но не успел и умер. Есть, но, знаете, так это показано, как будто вообще никакого сталинизма не было, никакой, что называется, атмосферы. Ни тебе приемов в Кремле, ни сталинских премий, ни артистов-депутатов и кавалеров орденов. Просто будто были сделаны в театре гениальные спектакли, а когда, где, кто в ложах сидел — какая разница, не будем об этом.

Человек, далекий от театра, воспринимает МХАТ все же через призму "Театрального романа" Михаила Булгакова, отчего фигуры Константина Сергеевича и Владимира Ивановича приобретают легкий отсвет клоунады. Нет, конечно, трепещешь от их величественности, а все же невольно как-то вспоминаешь, что Владимир Иванович в Индии, и "Ганг мне не понравился, по-моему, этой реке чего-то не хватает...", а Константин Сергеевич учит всех закалываться кинжалом. Но и этой буффонадной атмосферы 1920-х — начала 1930-х в музее тоже не видишь. Видишь прекрасные эскизы декораций, фотографии актеров, булгаковскую "Белую гвардию", конструктивистских "Трех толстяков" Олеши, но никакого чувства истории при этом не возникает. Гениальные спектакли, существующие как бы просто так, вне времени. И то же, пожалуй, касается и дореволюционного МХАТа, и "Чайки", и "На дне". Такое ощущение, что премьеры вчера были.

Я хочу подчеркнуть: это богатый музей. В нем масса подлинных материалов. Эскизы декораций Бенуа, Добужинского, Кустодиева — эти вещи входят во все книги про этих художников, и вот они здесь, в открытой экспозиции. Каждый спектакль документируется макетом декораций, причем это подлинные макеты 1910-х, 1920-х, 1930-х годов. Там замечательные фотографии и опять же оригинальные отпечатки. Там только нет ощущения, что все это происходило в какое-то время и где-то, в этом музее невозможно представить себе ни Москву 1910-х, когда Гордон Крег ставит "Гамлета", ни Москву 1930-х, когда появился "Пиквикский клуб" Виктора Станицына с декорациями Петра Вильямса. Наоборот, кажется, что это такая развернутая прекрасная афиша театра и все эти спектакли играются сегодня, одновременно.

Проходя по этому музею, я начал уже думать, что в принципе нет ничего более противоположного, чем музей — хранилище подлинности и театр — фабрика по производству мнимости. У Булгакова в фойе театра в ряд висели портреты Сары Бернар, Андрея Пахомовича Севастьянова, заведующего осветительной частью, Мольера, актрисы Пряхиной и императора Нерона. Меня тоже сводили в это фойе, там висели актер Михаил Пореченков, Дмитрий Дюжев и Константин Хабенский. Категории времени в такой ситуации не существует вовсе. Хабенский сжег Рим, Мольер сыграл в "Ликвидации".

Есть одно "но". Этот музей не всегда был таким, повторю, он очень свежий. Когда смотришь на первую экспозицию музея — выставку 1922 года, которую собирали отцы-основатели, то она вся об истории: сплошные документы, фотографии, газетные рецензии, метки времени расставлены на каждом шагу. Им нужна была история, они явно от нее отталкивались. А вот эта концепция музея, она новенькая.

Знаете, там такое ощущение, что кто-то во все это с удовольствием играет. Ну как бы вживается. Вот Константин Сергеевич, и он так повернулся, и этак, голову закинул, ноздри раздул, ох какой, прямо рысак, а вот Владимир Иванович, он так посложней, повнутренней как-то, но с бакенбардами, и все через них видно. А вот "Хлеб" из "Синей птицы" Метерлинка, добрый-добрый, даже пыхает, а тут Лука из "На дне", слеза едкая, пахучая, с желтизной, а вот Егор Булычев — крутехонек, а? Как будто театр — один актер, Актер Актерыч, и он кого хочешь сыграет, даже Цезаря, хотя лучше бы Помпея, тот как-то пофигуристей. И так влегкую сыграет, на приеме, без всякой исторической дребедени, обстоятельств, образа времени. Время что? Прошло, и нет его. А есть характер, и вот он подсмотрит что-то, раз — и это уже он и есть.

Я что хочу сказать? В этом музее, понятное дело, нет никаких сегодняшних спектаклей. А все же просвечивает. Чувствуется как-то, что это уже десять лет театр Олега Павловича Табакова.

Камергерский переулок, 3а, 692-5187