Виктор Суворов «Последняя республика».
Кинофильм «Чапаев» смотрели, думаю, все. По крайней мере, самую сильную постановочную и психологическую сцену – психическую атаку офицерских каппелевских батальонов – раздёрганную на многочисленные видеоцитаты, отлично представляет себе каждый постсоветский человек (освежить её в памяти можно по
Моё детство ещё пришлось на те времена, когда каждому первокласснику надлежало быть октябрёнком. А каждый октябрёнок с целью промывания неокрепших мозгов в принудительном порядке должен был просмотреть идеологический блокбастер «Чапаев».
Кто такие интеллигенты и в чём заключается наше несчастье, я тогда ещё не знал, но мой детский, уже тогда склонный к дедукции, мозг моментально сопоставил эти два эпизода! Более прямого указания на место, принадлежащее мне по праву рождения, трудно было себе представить. И место это было не среди «краснопёрой» рвани, а в парадном строю марширующих белогвардейцев!
С фильма я вышел несгибаемым антикоммунистом. Конечно, я не развязал индивидуальной партизанской войны, не стал пускать поезда под откос и взрывать райкомы, но то ощущение моей чужеродности больше не покидало меня. Я даже стал пионером, потом комсомольцем, но это была лишь мимикрия нелегала на оккупированной территории.
Подобная самоидентификация повлекла за собой неизбежный и болезненный когнитивный диссонанс. Так, наверно, чувствуют себя дети матерей-алкоголичек. С одной стороны, она – мама, она меня родила, от этого никуда не деться и надо любить её такую, какую Бог дал, но с другой – лучше бы этой суки вообще на свете не было!
Когда так же начинаешь думать про свою Родину – это ещё страшнее, потому, что безысходней. Мамаша-алкашка может опиться и, рано или поздно, подохнуть где-то под забором, дав возможность зажить свободно и спокойно, а Родина-мать способна просуществовать гораздо дольше продолжительности жизни отдельного индивидуума.
И я стал предателем… Я отрёкся от страны, в которой родился, и сбежал из Советского Союза. Вернее, не «из», а «от». Фактически, место моего обитания не переменилось, но внутренне теперь я жил не в Советском Союзе, а в России, оккупированной Советским Союзом; в побеждённой и уничтоженной Российской Империи; в Единой, Неделимой и несуществующей; в стране, за которую не успел погибнуть «на той единственной Гражданской» .
Такое состояние кто-то метко назвал «внутренней эмиграцией» . Со временем и с увеличением числа просмотров киношедевра «Чапаев» я понял, что некие похожие чувства испытывали и его создатели – братья Васильевы. Иначе насквозь выдуманная сцена, не имеющая под собой никакой реальной основы, не содержащая ни полслова правды, не получилась бы у них столь убедительной и волнующей.
Васильевы сцену психической атаки придумали «от и до». В первоначальном варианте корявого опуса Фурманова, якобы, легшего в основу фильма, этого эпизода не было. А в нынешнем «канонизированном» варианте литературного «Чапаева» он представляется чужеродным включением, созданным и введённым в роман явно под воздействием фильма, а не наоборот. Вот как это выглядит:
Чёрными колоннами, тихо-тихо, без человеческого голоса, без лязга оружия шли в наступление офицерские батальоны с Каппелевским полком. Они раскинулись по полю и охватывали разом огромную площадь. Была, видимо, мысль – молча подойти вплотную к измученным, сонным цепям и внезапным ударом переколоть, перестрелять, поднять панику, уничтожить…Перед вами миф, рождённый мифом. Очевидец тех событий этого написать не мог. Не мог этого написать ни один человек, хоть сколько-нибудь интересующийся историей Гражданской войны. Не мог хотя бы потому, что 25-я Чапаевская дивизия и каппелевцы в боях никогда вообще не сталкивались. Это хотя и самый серьёзный аргумент, но далеко не единственный. А для того, чтобы приблизиться к реальным событиям, ставшим пищей для буйных фантазий «братьев» Васильевых, придётся рассмотреть возникновение самого феномена психических атак.
По большому счёту, до ХХ века любая атака была «психической»: две толпы вооружённых холодным оружием мужиков сходились на расстояние непосредственного контакта и начинали междусобойное рубилово. По такой схеме персы шли на спартанцев, блокировавших Фермопильское ущелье, и в том же порядке наполеоновские гвардейцы маршировали на редуты батареи Раевского на Бородинском поле. И всё это время подобная тактика оправдывала себя, поскольку целью её была максимальная концентрация сил на максимально узком участке.
Изобретение скорострельного оружия в корне изменило картину боя. Наступление под проливным пулемётным огнём потребовало рассредоточения, а потому стало осуществляться редкими цепями и короткими перебежками. Опыт этот был выработан на практике в франко-прусскую войну и отточен в I Мировую – война стала дистанционной.
И вдруг, вопреки всем законам воинского искусства, в разгар своей Гражданской, русские начинают ходить в психические атаки. Опытные и грамотные командиры, прошедшие германский, австрийский, турецкий, румынский фронты, строят свои подразделения в плотные каре и парадным шагов, под барабанную дробь, ведут на врага. Наверное, они сошли с ума!
Не знаю, сожалеть об этом или не сожалеть, но приоритет в данном вопросе принадлежит не нам, а рациональным до омерзения немцам. В самом начале I Мировой они показали, что тоже способны на поступки, не имеющие объяснения с точки зрения здравого смысла, ибо первая задокументированная попытка психической атаки была предпринята именно немцами на Западном фронте.
В октябре 1914 года под Лангемарком несколько полков, укомплектованных поголовно только что призванной студенческой молодёжью, не имеющей опыта боевых действий, но полной возвышенной решимости умереть за Германию, двинул в наступление на позиции английского экспедиционного корпуса, взявшись за руки и распевая «Дойчланд, Дойчланд юбер аллес». Эффект, однако, получился противоположный ожидаемому – англичан подобный демарш рассмешил и, подпустив поближе, патриотически-настроенных юнцов в полном составе выкосили пулемётами. Пресса впоследствии это событие окрестит «избиением младенцев», а попыток психических атак на Западном фронте больше предприниматься не будет.
А в русской армии того времени подобная выходка была просто не мыслима. В той войне Бог миловал русского солдата от «отцов-полководцев» подобных людоеду Жукову, посылавшему вперёд пехоту, дабы та подорвалась на минах и расчистила собой дорогу танкам. Русскому офицеру Императорской армии «гениальное» решение вымостить дорогу трупами даже в голову придти не могло! Солдата любили, о нём заботились, а потому и соотношение потерь в I Мировую было 1 к 2 в нашу пользу, а не 20 к 1 в пользу противника как при «величайшем полководце всех времён и народов» .
И до победы в той войне мы не дотянули всего чуть-чуть. Наступление, запланированное на лето 1917 года, по всем раскладам должно было закончиться победным парадом Русской армии в Берлине, но… Кучке выродков, провозгласивших своей целью поражение своей Родины, активно питаемых щедрыми пожертвованиями спонсоров из германского генштаба и американо-еврейских банков, удалось заразить безумием всю страну. И вчерашние однополчане обратили оружие друг против друга!А это была уже совсем другая война. Разницу между Мировой и Гражданской блестяще описал Шолохов в «Тихом Доне»:
…Да и к самой войне все участники прежней относились пренебрежительно: и размах, и силы, и потери – всё в сравнении с германской войной было игрушечно…Но, несмотря, на миниатюризацию, по одному критерию Гражданская могла дать фору Мировой – по степени ожесточения. Большевики не скрывали своих целей – полное физическое уничтожение всех классов, кроме, так называемого, пролетариата. Теоретическую основу подвёл под это дело, разумеется, «самый человечный человек» – как называла «дедушку Ленина» идеологическая песенка времён моего октябрятского детства – в своём труде «Государство и революция». А шестёрки на местах стали «учение» претворять в жизнь:
Мы не ведём войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал словом или делом против Советов. Первый вопрос, который вы должны ему предложить – к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. (М. Лацис, член коллегии ВЧК, газета «Красный террор» от 01.11.1918 г. – имя этой латышской мрази до сих пор носит улица в Москве).
В этом месте коммуняки выкладывают козырную, с их узколобой точки зрения, карту: де, «красный террор» явился лишь защитной реакцией молодого советского государства на действия распоясавшихся контрреволюционных элементов, всячески препятствовавших его становлению. Последней каплей, переполнившей чашу революционного терпения, называются при этом покушения на Урицкого и Ленина. Аргументы у «краснопёрых» оппонентов обычно заканчиваются после сопоставления дат: названные покушения произошли 30 августа 1918 года – а Государя с семьёй вы когда расстреляли, случайно не полутора месяцами раньше?!
Не стоит обольщаться, что «пустить в расход» планировалось только дворянство, купечество, духовенство, интеллигенцию и офицерство – нет, под частый большевистский гребень должны были попасть (и попали в конце концов) и зажиточные крестьяне, и квалифицированные рабочие, и казаки, не зависимо от благосостояния (цепные псы самодержавия) и даже студенты с гимназистами (буржуйский выводок) . В купе с ними подлежали уничтожению и их семьи, от детей до немощных старцев. А иногда даже прислуга (буржуйские лакеи) , являющаяся, в принципе, своим палачам братьями по классу. Например, в Киеве практиковались расстрелы персонала гостиниц – вплоть до горничных и уборщиц – за «пособничество контрреволюции», а в Одессе с той же мотивировкой были расстреляны портовые рабочие, грузившие белогвардейские корабли.
Фактически, в стране развернулся геноцид по классовому признаку. И, уж, на что далёкой от жизни и неприспособленной ни к чему была русская интеллигенция Серебряного века, а и среди её представителей нашлись те, кто не захотел стать жертвенным бараном, подлежащим закланью на алтаре мировой революции. Новой власти началось какое-никакое сопротивление.Его эпицентром стал Дон. В ноябре 1918-го в Новочеркасск прибыли авторитетные и знаменитые генералы – М.В. Алексеев (сын рядового солдата-сверхсрочника), Л.Г. Корнилов (сын простого казака-землепашца), А.И. Деникин (сын крепостного, отданного в солдаты)… Движущей силой зарождающегося белого движения был бывший Верховный главнокомандующий Михаил Васильевич Алексеев; знаменем Белого дела стал любимец армии генерал Корнилов.
Высочайший авторитет Лавр Георгиевич заработал личным мужеством ещё до русско-японской войны, а в Мировую только укрепил. Дивизию, которой он командовал, называли «Железной» и выполняла она задачи невыполнимые. В 1915-м попав в плен к австрийцам, Корнилов умудрился бежать – тогда это считалось героизмом, а не изменой Родине, как в следующую Мировую войну.
Когда начался развал, предшествующий катастрофе, Корнилов предпринял попытку спасти положение на фронте, выделяя все здоровые силы в ударные батальоны. Добровольцы-ударники взяли себе чёрно-красную символику. Красный цвет символизировал кровь, пролитую в борьбе за Родину, а чёрный – скорбь о её погибели. На знамёнах и на шевронах нашивалась «голова Адама» - череп со скрещёнными под ним костями. «Мёртвая голова» символизировала собой смерть и грядущее воскресение России.
Солдатне погибель Родины, понятно, была глубоко до фени, а потому формировались корниловские ударные части, в основном, из офицеров. Эти-то офицеры, сохранившие верность присяге, и потянулись на Дон – «туда, где Корнилов» . Из них впоследствии составится одна их лучших частей Добровольческой армии – Корниловский Ударный полк (впоследствии – дивизия). А символику себе она возьмёт ту же, что носили ударные части на фронте. В фильме «Чапаев» кокарды и шевроны корниловцев нацепят на каппелевцев – и это ещё не самая большая неточность в отношении их формы.
Помимо полка, состоящего из бывших ударников-корниловцев, начало выкристаллизовываться соединение из белых партизан и разбежавшихся от красных зачисток студентов и гимназистов. Его шефом станет основатель Белого дела Михаил Васильевич Алексеев – полк назовут Алексеевский Партизанский. Символика его будет исполнена в бело-синей гамме – в цветах дореволюционного российского студенчества.
Так зарождалась Добровольческая армия, так зарождалось Белое дело.
Катастрофически не хватало всего и, в первую очередь, оружия, боеприпасов и амуниции. Новочеркасск в войну был глубоко в тылу – здесь не было крупных военных складов, как на Украине. А и то, что было, уже успела разграбить красная саранча или вывезли немцы. Про этот период в своих мемуарах Деникин напишет:
Было трогательно видеть, как бывший Верховный главнокомандующий [Алексеев], правивший миллионными армиями и распоряжавшийся миллиардным военным бюджетом, теперь бегал, хлопотал и волновался, чтобы достать десяток кроватей, несколько пудов сахару и хоть какую-нибудь ничтожную сумму денег, чтобы приютить, обогреть и накормить бездомных, гонимых людей.
Путаницы и сложностей добавляло и то, что фактически Добровольческая армия находилась на чужой территории – область Казачьего войска Донского объявила самостийность и откололась от России (что впоследствии обернётся большой бедой для обеих). А одуревшие от сепаратизма казачки, подогреваемые красной агентурой, в один прекрасный день «объявили нейтралитет» и избрали Донревком в противовес атаману. На Дон хлынул большевизм и над Белым делом нависла тень смерти в зародыше.
Что-то защищать на Дону было бессмысленно, а потому Корнилов принял решение уводить добровольцев на Кубань. 9 февраля 1918 года Добровольческая армия вышла в зимнюю степь и в полную неопределённость – начался легендарный Ледяной поход.
Тут надо оговориться, что в тот момент Добровольческая армия была армией лишь по названию – численность её на начало Ледового похода по самым завышенным оценкам составляла… 4000 (Четыре тысячи) человек. И 8 (Восемь) пушек. И 200 раненых в обозе. И всё! А обгадившийся со страху Ленин в это время верещал: «Алексеев… имея до 60000, идёт на нас».
Никакими законами военного искусства это объяснить невозможно – 4000 разношерстных бойцов против 100-тысячной красногвардейской орды. Но на стороне белогвардейцев были высокий боевой дух, твёрдость и решимость, обусловленные осознанием того, что каждый их бой – это вопрос элементарного выживания. А красные насмерть стоять не считали нужным, дисциплиной похвастать не могли, а боевого их запала хватало только на реквизиции в квартирах «буржуазии».
В качестве иллюстрации приведу не исторический документ, а цитату из художественного произведения. Цитируемый роман не только прошёл через мелкоячеистую большевистскую цензуру, но даже стал советской классикой, а потому, раз, этот фрагмент в нём остался, значит замолчать или скрыть не совсем доблестное поведение красных просто не было возможности:
Это был один из многочисленных коротких боёв, преграждавших путь Добровольческой армии. Как всегда почти, силы красных были значительнее. Но они могли драться, могли и отступить без большой беды: в бою, в этот первый период войны, победа для них была необязательна. Позиция ли неудачна, или слишком огрызались «кадеты», - ладно, наложим в другой раз, и пропускали Корнилова.К этой предпосылке добавилась вторая, более прагматичная – жуткий дефицит патронов. Вкупе они привели к тому, к чему и должны были привести…
На Ставрополье Добровольческую армию уже ждали. У села Лежанки на берегу реки окопались Большевистский Дербентский полк и полк красной гвардии при поддержке артиллерийского дивизиона. Сворачивать было некуда, а раздумывать – некогда. И, не дожидаясь поддержки с флангов, командир Офицерского полка, впоследствии названного его именем, Сергей Леонидович Марков повёл свой полк в лобовую атаку.
В рост, не ложась, с винтовками наперевес форсировали под огнём вброд реку и опрокинули красных. Белые потеряли убитыми 3-х офицеров, красные – свыше 500 человек. А атака марковцев под Лежанкой 21 февраля 1918 года открыла счёт психическим атакам Гражданской.
Вот её описание из уст непосредственного участника Р.Б. Гуля:
Ясно: сейчас бой. Чувствуется приподнятость. Все толпятся, оживлённо говорят, на лицах улыбки, отпускаются шутки…Обратить внимание на Марковский Офицерский полк (в нём служил Рощин из «Хождения по мукам» ) придётся вот ещё почему: за многократно проявленный героизм ему так же была присвоена особая именная форма. Марковцы носили чёрные гимнастёрки, брюки и погоны с белыми просветами и окантовкой. Чёрный цвет символизировал траур по Родине, а белый – надежду на её грядущее воскресение.
В фильме «Чапаев» братья Васильевы почему-то обрядят в марковскую форму каппелевцев. А с их лёгкой руки полюбят эффектную форму Марковского полка и другие режиссёры – она мелькнёт и в классической экранизации «Тихого Дона», и в «Неуловимых мстителях», и в «Хождении по мукам», и в «Бумбараше», и много где ещё.
Народная песня.
Ни в коем случае не умаляя беспримерного героизма лично Сергея Леонидовича Маркова и его Офицерского полка, надо отдать должное, что если бы не в феврале 18-го под Лежанкой, то где-то когда-то подобный прецедент всё-равно имел бы место. Логика привела бы кого-то к аналогичным действиям в ситуации с теми же патовыми условиями. Доказательств тому полно – в 1918-м феномен психических атак возникает синхронно и независимо друг от друга в разных местах от Румынии до Урала. Рассмотрим лишь два самых показательных случая.
Румыния вступила в войну в 1916-м, ближе к её исходу, дабы не быть обделённой при послевоенном переделе карты Мира. Себя румыны искренне мнили полноценной европейской державой, способной разговаривать на равных с Англией и Францией, не говоря уже о России.
На самом же деле Румыния тогда была тем же, чем и сейчас – дыркой от задницы! У пресловутой Европы румыны переняли только пороки. Масштаб коррупции зашкаливал показатели даже нынешней путинской Эрэфии, а сексуальной распущенности могла бы позавидовать Римская империя времён упадка.
Нравы общества наиболее уродливо проявлялись в армии. Здесь воровали эшелонами и складами. Помимо воровства, подрабатывали кто как может. Связисты, например, за мзду подключали гражданских абонентов к армейским телефонным линиям, а интенданты запросто могли отцепить от военного состава пару вагонов, чтобы перевезти груз какого-нибудь коммерсанта.
Офицерский корпус не годился даже на водевили. В румынском высшем свете в ту пору стояла мода на гомосексуализм, а потому «бравые военные» не просто афишировали свою сексуальную ориентацию, а выпячивали её: ходили завитые, напудренные, с накрашенными губами и подведёнными глазками. Все поголовно играли на скрипке и ежедневно упивались местной отвратной ракией.
А вот посещать казармы считалось моветоном. А потому большинство солдат своих офицеров не знало даже в лицо. Учения, манёвры и стрельбы не проводились по принципиальным соображениям. А пользоваться пушками и пулемётами румынские вояки просто не умели.
Оценивая перспективы вступления Румынии в войну, М.В. Алексеев сделал следующее резюме: «Если Румыния выступит против нас, России потребуется 30 дивизий, чтобы её разгромить. Если Румыния выступит против Германии, нам также потребуется 30 дивизий, чтобы спасти её от разгрома. Из чего же тут выбирать?» .
Это был тот редкий случай, когда Михаил Васильевич ошибся – в разгромленную австрийцами за две недели Румынию пришлось вводить 35 пехотных и 12 кавалерийских дивизий. Образовался новый – Румынский – фронт, стабилизировавшийся в провинции Молдова (бывшей захолустьем даже по меркам Румынии).
После октябрьского переворота Румынский фронт держался дольше остальных. Он был далеко от рассадников большевизма и сдерживался близостью иностранных войск. Ситуация резко изменилась после того, как провозгласила самостийность Украина и тут же, утонув в анархии, предалась немцам. Видя такой поворот событий, тайно снеслись с немцами и румыны. И, выторговав себе Бессарабию, «союзнички» оккупировали здоровенный кусок территории бывшей Российской Империи (педерасты они и есть педерасты! ).
И у румын возникла необходимость ликвидировать остатки русских войск, оказавшихся теперь у них в тылах. Хотя войск как таковых уже и не было. Всё, что не успело дезертировать, было сведено в две бригады – полковника Белозора в Кишинёве и полковника Дроздовского в Яссах. Формировались они на добровольческой основе и находились на «самообеспечении». Даже оружие добывали себе сами, устраивая засады на дезертиров.
Когда румыны явились их разоружать, Белозор посчитал дело безнадёжным и отдал приказ подчиниться. А в Яссах, где, кстати, сидело в эвакуации румынское правительство, командиром русских добровольцев оказался человек несколько иного склада. На румынский ультиматум Михаил Гордеевич Дроздовский холодно ответил: «Разоружение добровольцев не будет столь безболезненным, как это кажется правительству» . А на посыпавшиеся угрозы безапелляционно отрубил: «При первых враждебных действиях город Яссы и королевский дворец могут быть жестоко обстреляны артиллерийским огнём» .
А так начался другой легендарный белогвардейский поход – Яссы - Дон. Горска храбрецов за 61 день преодолела с боями более 1200 километров сплошного моря кровавой анархии и месиво румын, хохлов, австрийцев, немцев, самостийников, махновцев, красных, зелёных, жёлто-блакитных… По дороге выбили красных из Каховки, Мелитополя, Ростова, спасли Новочеркасск.
Мимоходом потрепали Махно. Про этого деятеля надо сказать в рамках нашей темы следующее: себя он позиционировал убеждённым революционером-анархистом. Соответственно, его «повстанцы» воевали под флагом анархического движения – чёрным знаменем с черепом и скрещёнными костями.
В фильме Васильевых под «весёлым роджером» идут в атаку каппелевцы, чего быть не могло в принципе, поскольку все белые войска сражались под хорошо нам знакомым бело-сине-красным знаменем либо под штандартом своей части, если таковой имелся.
В составе Добровольческой армии Дроздовский полк так же стал элитным. Его отличительным внешним признаком стал малиновый цвет околышей, погон, петлиц и кантов. Малиновый был цветом стрелковых частей Русской армии, на основе которых Михаил Гордеевич и создавал свой «именной» полк. Помните, у Окуджавы:
Над гранитной НевойА ещё Михаил Гордеевич был близорук и носил пенсне. После его гибели в боях за Ставрополь поздней осенью 1918 года, дроздовцы, даже те, у кого медицинских показаний не было, массово стали носить пенсне. Так у них появился ещё один отличительный атрибут.
Востоку страны в этом плане повезло гораздо меньше. За Волгу от большевистской власти драпанули не боевые генералы, а разного калибра «демократы» - всякие там гласные поверенные Государственной Думы третьего созыва и заместители председателя подкомитета Учредительного собрания. Воевать они не умели (да, и не хотели), а умели только трепать языками, политиканствовать и плести мелочные интриги. Тех, кто воевать умел, за Волгой, а тем более за Уралом, практически не было. Зато в изобилии здесь водились ссыльные – и уголовные, и политические. И когда рухнуло самодержавие, политические кинули уголовникам приятный их ушам лозунг «грабь награбленное!» и те хлынули в красную гвардию. На их плечах пришла за Волгу советская власть.
Очень быстро такая власть всем, мягко говоря, поднадоела. Что удивительно – прежде всего «братьям по классу». В июле 1918-го полыхнуло антикоммунистическое восстание в затерроризированных красногвардейской уголовщиной крупных промышленных центрах – Ижевске и Воткинске.
Это были города-побратимы. На здешних заводах трудилась не лимита, набранная из сбежавшей из деревни голытьбы, а ювелирного качества оружейники, целые династии потомственных мастеров. По природе своей это были созидатели, а советская власть умела только громить и крушить. Они были честными тружениками, а красная гвардия несла грабежи и насилие. Они уважали трудовую дисциплину, а коммунисты несли хаос и разруху.Поверив сначала в демагогию про «землю – крестьянам, фабрики – рабочим» , ижевцы и воткинцы катастрофически быстро убедились, что с большевиками-ленинцами им не по пути. По заводскому гудку оба города восстали и вымели коммунистов поганой метлой.
А Советы оставили. И красное знамя оставили. И обращение «товарищ» тоже оставили. Организовали рабочее самоуправление на очищенных от красной заразы территориях и отряды самообороны. Отмахнувшись от ленинских надурных классовых предрассудков, пригласили в командование грамотных военных специалистов Молчанова, Савчука, Черкеса, Ефимова, Зуева… Будучи привычными к трудовой дисциплине, составили боевое и рабочее расписание: часть рабочих была на позициях, другая – в цехах, изготовляла оружие и боеприпасы. А в критических ситуациях, по заводскому гудку, все поголовно бросались в бой.
Ну, а для изгнанных коммунистов уничтожить рабочую республику стало делом чести! Ведь, одно дело, когда бузят буржуи недорезанные, офицерьё да казачьё – на то они и контра, а тут, свой, понимаешь, рабочий люд свару затеял! Не по-нашенски это, не по-пролетарски!
Специально против рабочих Ижевска и Воткинска в Вятке из латышской дивизии Азина, «партизан» (читай, уголовников) Чеверёва и матросов-анархистов (согласитесь, весьма показательный состав! ) командарм Шорин сколотил 2-ю армию. Она начала наступление вдоль Камы. Уже представляя все прелести возвращения коммунистов, повстанцы дрались отчаянно и непосредственно к Ижевску и Воткинску красным удалось выйти только к ноябрю.
Красных города-побратимы встретили тремя рядами окопов и противопехотными заграждениями. Штурм сразу же пошёл с неимоверным ожесточением. Несколько волн атакующих было отбито, но потом повстанцам пришлось оставить первую линию окопов. Вызвали подмогу. Из Воткинска вышел на помощь товарищам отряд, но напоролся на красный десант, высаживающийся с подошедших кораблей Волжской флотилии. Десант уничтожили во встречном бою, но и герои-воткинцы полегли до единого человека.
Тем не менее, оставлять первую линию обороны в руках красных означало уступить им стратегическую инициативу. А поскольку боеприпасов уже катастрофически не хватало, решили предпринять массовую штыковую атаку. По заводскому гудку поднялись все, от мала до велика. Когда гудок умолк и колонна выступила, на церквях ударили колокола. А ближе к передовой в её рядах заиграли гармонисты. Да, так, с музыкой, и пошли в атаку.
Красные ошалели, когда увидели идущие на них без выстрелов, но под гармошки густые цепи горожан. Перед цепями выдавали коленца «барыни» лучшие городские плясуны. И такой непоколебимой уверенностью в правоте своего дела веяло от этих, идущих на бой за родной город как на праздник, рабочих людей, что попавший под атаку красный 2-й Мусульманский полк побежал, бросив орудия и пулемёты. Причём, паника в его рядах возникла такая, что полк рассеялся и как боевая единица перестал существовать. А будущий маршал Блюхер, принимавший участие в тех событиях, потом два дня прятался в лесу.
Такая форма психической – в Ижевске её назвали «беспатронной» – атаки под гармонику с пляской стала визитной карточкой повстанцев.
Однако, помощь, как часто бывает, пришла не к этим сильным и благородным людям, а к их противнику. Предатели указали Чеверёву дорогу через болота и его «партизаны» вышли в тыл обороняющимся. 7 ноября 1918 года Ижевск пал. Прямо в этот же день красные каратели расстреляли в Ижевске 800 рабочих. Вот тебе и братья по классу!
Тут бы и сказочке конец, да, только даже потеря родного города не сломила воли его защитников! Основная масса повстанцев, организовавшись, ночью прорвала кольцо окружения и ушла к Уральским горам. Из них была сформирована Ижевская стрелковая бригада, ставшая одним из самых боеспособных соединений в армии А.В. Колчака.
Весной 1919 года героические действия Ижевской бригады вынудили красных оставить Уфу. Истощённую бригаду отвели в тыл на отдых, однако, красные начали контрнаступление и ижевцев вновь вернули на фронт. К 30 марта 1919 года ижевцы завязли в боях за незначительные деревеньки, практически израсходовав боезапас, который не успели пополнить после предыдущих боёв. Закрепиться в них красные не позволили. Предстояло отступать для того, чтобы завтра всё начинать заново, удваивая, а то и утраивая потери.
Но боевой дух рабочих частей был настолько высок, что трудности наступления вызвали не уныние и утомление, а парадоксальную реакцию – взрыв чисто русской удали! 3-й батальон 1-ого Ижевского стрелкового полка пошёл в атаку без поддержки и без патронов, закинув за спины бесполезные винтовки, молча, с засапожными ножами в руках. А по его примеру, поднялись остальные ижевцы; гармонисты расчехлили гармошки… «На красных это произвело огромное впечатление» - скупо сообщил очевидец. «Огромное впечатление» заключалось в том, что красные по привычке драпанули, а их контрнаступление захлебнулось. А ровно через две недели был освобождён родной Ижевск. Увы, не надолго.
Для Восточного фронта большевики ни людей, ни средств не жалели. Причина тому была субъективная – в его зоне находился Симбирск, а допустить, чтобы родной город вождя мирового пролетариата был во власти белых они не могли. Это же удар по имиджу! Ещё здесь у Колчака находился золотой запас – а это был более ощутимый удар, экономический. Сюда накачали резервов, обеспечив 10-кратное превосходство в живой силе. Укрепили за одно дисциплинку – для этого приезжал лично Троцкий (в девичестве Лейба Давидович Бронштейн), расстрелявший 20 крупных военноначальников и каждого десятого красноармейца.
Сказалось и то, что на здешних просторах довольно ограниченные силы белых разошлись широким веером, распылились по заволжским степям, теряя связь между собой. С «белой» стороны на 1 километр фронта приходилось 39 штыков, 8,3 сабель, 0,6 пулемётов, 0,04 орудия – и, поди, встань с этим в сколь-нибудь удобоваримую оборону. И перегруппировавшиеся красные получили шикарную возможность громить белые соединения по частям. Себя, разумеется, берегли – там, где встречалось особо активное сопротивление его либо давили численным превосходством, либо участок просто обходили.
Фронт сломался, в степях закружилась мешанина красных и белых. И в этой мешанине, в 10-х числах мая 1919 года на реке Ик ижевцы впервые столкнулись с 25-й дивизией Чапаева.
Употребляя термины «дивизия», «полк», «батальон» в контексте гражданской войны надо помнить об определённой их условности, особенно, у белых. Если красные, действительно, поголовными принудительными мобилизациями (и последующими расстрелами каждого десятого) могли регулировать их численность на штатном уровне, то в белых армиях принцип комплектования был преимущественно добровольческим. А потому в белогвардейском полку могло оказаться 200 человек, а в дивизии – меньше 1000. Вспомним, хотя бы, Добровольческую армию времён Ледяного похода – 4000 человек при 8-ми орудиях.
Но были и прямо противоположные случаи, когда банда какого-то удачливого полевого командира раздувалась неимоверно за счет желающих разделить с ним славу и добычу (батька Махно, атаман Григорьев, генерал Шкуро, будущий маршал Буденный). А у красных, особенно на фоне поражений, практиковалось перетасовывать подразделения, передавая их то одному, то другому новоявленному спасителю Советской власти. Одним из таковых обласканных везунчиков оказался и комдив Чапаев.
Приезжавший наводить дисциплину Троцкий не только не поставил Чапаева в числе других красных командиров к стенке, но, слегка пожурив за «партизанщину» (этим ласковым словом красное командование маскировало термин «бандитизм» ), наградил серебряным оружием и осыпал всяческими своими милостями. К моменту начала наступления, в 25-й Чапаевской дивизии было 11 полнокровных пехотных полков, 2 кавалерийских, 2 отдельных кавдивизиона, 24 орудия, 4 броневика, авиаотряд, собственная командная школа плюс различные вспомогательные подразделения. По понятиям Гражданской войны – силища необоримая!
И вся эта махина навалилась на Ижевскую бригаду и 4-ю Уральскую горнострелковую дивизию, у которых и патронов-то уже не осталось. Два дня жесточайших боёв кончились тем, что к Чапаеву на подмогу подошли ещё 5 полков, и над несломленными ижевцами и уральцами замаячила перспектива либо окружения, либо полного уничтожения. Белое командование отдало приказ отходить на Уфу.
Естественным оборонительным рубежом на подходе к Уфе была река Белая (та самая, которая, если верить одноимённой песне, вызывает у Юрия Шевчука «мысли о былом» ). Красные первоначально планировали форсировать её южнее города, но белое командование сосредоточило здесь крупные силы, в том числе и 1-й Волжский армейский корпус под командованием Владимира Оскаровича Каппеля. Зато севернее Уфы, в районе Красного Яра Чапаеву, захватив два парохода и реквизировав лодки местных жителей, удалось организовать переправу. Действия его сначала носили характер отвлекающего манёвра, но, когда чапаевцам удалось закрепиться на противоположном берегу, успех решили развивать.
8 июня 1919 года на захваченном плацдарме начались ожесточённые бои. Защитники Уфы несколько раз прижимали красных к реке, но с другого берега по ним начинала работать артиллерия и окончательно скинуть чапаевцев в Белую не удалось.
На следующий день сюда подтянули ижевцев и, уже как жест отчаяния, белое командование предприняло ту самую атаку, ради которой мы и завели весь этот разговор. В ней участвовали остатки Ижевской бригады, 4-я Уфимская стрелковая имени генерала Корнилова дивизия и 8-я Камская стрелковая имени верховного правителя адмирала Колчака дивизия.
Этот акт был сколь героическим, столь же и ошибочным. Любая психическая атака имеет смысл и успех лишь тогда, когда противник в результате в панике обращается в бегство. Но для этого нужно, чтобы ему было куда бежать, а за спиной у красных в данном случае была река. К тому же за ночь на «пятачок» в дополнение к силам Чапаева была переброшена 31-я дивизия красных. Отступать им было некуда и зажатые в угол они встретили наступающих морем огня. Понеся огромные, неоправданные потери, атакующие всё же сумели сойтись в штыковую, но сбить красных с плацдарма им не удалось. Белые силы на направлении основного прорыва оказались обескровлены, к вечеру красные перешли в наступление и взяли Уфу.
Ну, а что же пресловутые каппелевцы? Как мы отметили, они держали совсем другой участок фронта, успешно осаживая 24-ю дивизию красных. Когда события приняли для белых катастрофический характер, разумеется, какие-то части из корпуса Владимира Оскаровича перекинули на участок главного удара, но это были никакие не «офицерские батальоны», поскольку у Каппеля офицерских подразделений не было в принципе.
Не было у каппелевцев и эффектной чёрной формы: до апреля 1919 года, фактически будучи полупартизанами, они одевались кто во что горазд, а после стали носить обмундирование английского образца, поставленное Колчаку в качестве «гуманитарной помощи» бывшими союзниками России по Антанте.
Именно в психической атаке 9 июня 1919 года соединения 1-го Волжского корпуса участия не принимали. Поводов проявить свой недюжинный героизм им хватило, но сделали они это не в психических атаках, а в обыкновенных, правда, крайне ожесточённых и кровопролитных.
И, наконец, летом 1919-го даже такого термина-то – каппелевцы – не существовало. Имя своего командира дивизия возьмёт только в 1920-м после его смерти.
Поражение белых под Уфой стало не просто проигранным сражением, а той точкой, после которой Белое дело на востоке пошло к закату. Началось отступление белых частей. Остатки 1-го Волжского корпуса, огрызаясь арьергардными боями, двинулись к Иркутску – там находился Колчак. Во время этого похода Владимир Оскарович заболел тяжёлой формой пневмонии и скончался. А из Иркутска пришли страшные новости: чехи, запаниковав от успехов красных, сдали Колчака пробольшевистскому Политцентру, а те, узнав про приближение каппелевских войск, быстренько его расстреляли. Смысл похода был потерян.
Обойдя Иркутск без боя, Каппелевский корпус, отправился в Читу, к атаману Семёнову. А скоро туда же явились и их старые соратники – ижевцы. И остатки Каппелевского корпуса и Ижевской бригады были сведены в единое формирование, которое и стало называться каппелевцами.
Продвижение красных под Читой каппелевцы остановили – образовалась знаменитая «читинская пробка». Кстати, к этому времени относится действие другого революционного фэнтези – повести «Армия Трясогузки» . Но, события уже носили фатальный характер. Откатившись, в конечном итоге, до Дальнего Востока, каппелевцы приняли последний бой с красными 14 октября 1920 года у станции Мучная под Владивостоком и, как вместе сражались, так вместе и ушли в эмиграцию.
В Совдепии забудут героев-корниловцев, героев-алексеевцев, героев-марковцев, героев-дроздовцев, а, вот, каппелевцев помнить будут. И это исключительная заслуга братьев Васильевых!
Виктор Пелевин «Чапаев и Пустота».
Василий Иванович в реальности мало соответствовал своему киношному образу.
Кавалерию уважал, но ещё большее значение придавал технике. Впереди на лихом коне не скакал, а передвигался степенно в автомобиле. И бурку не носил – во-первых, несподручно в бурке в автомобиль садиться, а, во-вторых, откуда, скажите, взяться столь экзотическому кавказскому одеянию в Заволжье?
В кабинет медленно и очень почтительно вошел человек лет тридцати. Среднего роста, худощавый, гладко выбритый. С закрученными тонкими черными усами и с аккуратной прической. Одет Чапаев был не только опрятно, но и изысканно: великолепно сшитая шинель из добротного материала, серая мерлушковая папаха с золотым позументом поверху, щегольские оленьи сапоги-бурки мехом наружу; на нем была кавказского образца шашка, богато отделанная серебром, и аккуратно пригнанный сбоку пистолет-маузер.
Этаким вот щёголем предстал Чапаев перед советником Фрунзе, бывшим генералом царской армии Новицким, чьи мемуары я процитировал.
Видимо, не было у него и продолжительных велеречивых бесед с Петькой. По воспоминаниям дочери, человеком он был замкнутым, неразговорчивым и глубоко религиозным – перед каждым предстоящим боем долго и истово молился.
Кстати, о детях – даже в Википедию попала версия, тщательно выведенная селекционерами из идеологического сектора ЦК ВКП(б). Согласно ей, Чапаев жил в полной гармонии с молодой женой Пелагеей и родили они трёх деток. А потом в дружную свою семью взяли они ещё двух детишек, осиротевших после гибели чапаевского сослуживца.
Назвать эту версию целиком из пальца высосанной нельзя, поскольку реальные факты так мастерски в ней перетасованы, что, хотя к каждому из них по отдельности и не подкопаешься, все вместе они дают картину действительности не соответствующую.
Первой женой тогда 22-летнего Чапаева стала 16-летняя красавица Пелагея Никаноровна Метлина. Она, действительно, родила Василию троих детей Александра, Клавдию (я сейчас базируюсь на её воспоминаниях) и Аркадия. Последний родился в 1914-м году перед самой войной. Чапаева призвали в армию, а его ветреная, как выяснилось, супруга, наплевав на детей, в скорости сбежала с любовником.
Поверх этой наложилась другая романтическая история. На фронте Чапаев сдружился с однополчанином Петром Камешкерцевым. Когда смертельно раненый Камешкерцев умирал на руках у Чапаева, он попросил друга по возможности помочь его жене, оставшейся с двумя дочерьми. Дезертировав после Февральской революции, Чапаев отправился на родину Камешкерцева, где разыскал его жену – по иронии судьбы тоже Пелагею. Рассказал, как умирал на его руках Пётр, как просил позаботиться о семье, предложил помощь. Слово за слово, Пелагея Камешкерцева поинтересовалась семейным положением мужнина дружка. Чапаев с горечью ответил, что жена сбежала с железнодорожным кондуктором… ну, и закрутилось.
Объединив детей, стали жить одной семьёй. Но и с этой Пелагеей счастья у Василия Ивановича не случилось. Её, из зависти к популярности Чапаева, соблазнил начальник его артиллерийского склада Георгий Живоложинов. Причём, чтобы побольнее ужалить, намеренно сделал так, чтобы комдив застал их в своём доме, на своей постели в позиции, исключающей всякие сомнения. Последовала сцена с битьём посуды, хлопаньем дверьми и пулемётной очередью по окнам поруганного семейного гнёздышка на прощанье.
Чапаев умчался в штаб. На следующий день Пелагея II приехала мириться, но Чапаев приказал её не пускать. По версии, Клавдии Чапаевой, после этого мачеха отправилась к белым и выдала им всё, что знала о расположении штаба и системе охраны – адреса, явки, пароли. При всём уважении к Клавдии Васильевне, думается, что последний пассаж не более, чем сведение старых семейных счётов с мачехой; попытка опорочить её, чтобы не примазывалась к папиной славе. У гибели Чапаева были куда более весомые предпосылки, чем семейные неурядицы.
После взятия Уфы 25-ю дивизию Чапаева бросили против уральского казачества. У уральцев не нашлось своего Шолохова, чтобы воспеть их борьбу в каком-нибудь «Тихом Урале», но сопротивление большевикам здесь было не менее героическим, чем на Дону. Усугублялось оно тем, что уральцы были старообрядцами и восприняли новую безбожную власть однозначно как приход Антихриста. Поэтому, в отличие от донцов, здесь не было метаний между красными и белыми, необоснованных иллюзий и «нейтралитетов». Здесь всё было чётко и предельно ясно: они – слуги антихристовы, а мы – воинство Христово. И о чём нам с ними переговоры вести?
Да, и большевички сюда шли не разговоры разговаривать. Фурманов свидетельствует: «…казацкие войска не гнать надо, не ждать надо, когда пойдёт у них разложение, не станицы у них отнимать одна за другою… уничтожение живой неприятельской силы – вот задача, которую поставил Чапаев перед собою».
Чапаев шёл на Урал как каратель, воплощать в жизнь политику ещё одного большевистского геноцида – казачьего. Дивизию свою он пополнил отрядами факельщиков – чтобы в прямом смысле выжигать города и веси – и конвойными – читай, расстрельными – командами.
Понятно, что чапаевской орде с её броневиками и аэропланами казаки в открытом бою противостоять не могли. Чапаев взял Лбищенск, Сапожков, станицу Сломихинскую… А дальше уральцы применили к нему тактику, с помощью которой их прапрадеды выдворили из пределов Отечества Наполеона: трепали налётами, гуляли рейдами по тылам, поджигали степной сухостой, травили колодцы, рвали коммуникации, грабили обозы, крошили в винегрет отставшие части. В этих боях умылись кровью и наши землячки – против казаков был брошен Рязанский коммунистический полк особого назначения ( «особого назначения» означает принадлежность не к армейскому спецназу, а как раз к карательным структурам) и бесславно вырублен в первом же бою 1 июня 1919 года.
Такая партизанская тактика оправдала себя настолько, что у уральцев созрел план провести, как бы мы назвали это сейчас «спецоперацию» против командования 25-й дивизии. Штаб её сидел в Лбищенске и охранялся четырёхтысячным отрядом при большом количестве пулеметов. Кроме того, в светлое время суток район с воздуха патрулировался аэропланами.
Предстояло, сделав огромный крюк по степям, обогнуть Лбищенск и атаковать его с тыла. Для этого из лучших бойцов под командованием полковника Тимофея Ипполитовича Сладкова был сформирован «спецотряд» из 1192 сабель при 9 пулеметах и 2 орудиях. В отряде соблюдалась строжайшая секретность, запрещено было по ходу движения выдавать себя, разжигать костры и даже курить.
Выступили в ночь с 31 августа на 1 сентября. Форсированным маршем сразу углубились далеко в степи, чтобы красные не заметили манёвра. К утру нырнули в пересохшее русло реки – болотистую Кушумскую низину. 1 сентября весь день провели там, в болоте, в камышах, скрываясь от барражирующих в небе аэропланов. Ночью опять на рысях продолжили путь. На третий день, преодолев ночными марш-бросками 150 вёрст, вышли к цели.
Расположившись в ложбинке недалеко от Лбищенска, во все стороны разослали разъезды для захвата «языков». Один из разъездов вырубил не чуявший беды красный обоз и привёл красноармейца, согласившегося показать дом, где остановился Чапаев. Решили взять его живым, для чего выделили спецвзвод под командованием подхорунжего Белоножкина, который под прикрытием остальных сил должен был прорваться к дому Чапаева.
5 сентября в 3 часа утра сняли бесшумно караулы, заняли окраины Лбищенска и с трёх сторон начали атаку. Действовали почти без выстрелов – или холодным оружием, или сразу гранатами. Участник нападения есаул 1-го Партизанского уральского казачьего полка П.А. Фаддеев впоследствии записал в мемуарах: «…двор за двором, дом за домом «очищали» взводы. Сопротивлявшихся ожидала участь быть разорванным бомбой или разрубленным шашкой».Паника среди красных стояла полная. В одних подштанниках они выскакивали из домов, не понимая куда бежать, поскольку со всех сторон раздавались взрывы гранат. Те, кто успел схватить оружие, начинали беспорядочную стрельбу, но от неё страдали только их же сотоварищи, на свою беду оказавшиеся рядом. А основная масса так и сдалась без сопротивления. Их сначала рубили, чтобы не отягощать себя пленными, а потом, как стадо, стали сгонять на центральную площадь.
Спецвзвод пробился к дому Чапаева, но тут Белоножкин сделал ошибку. Ему так не терпелось пожать лавры пленителя Чапаева, что, не позаботившись о том, чтобы окружить дом, он сразу бросился во двор. После приказа выходить, из окна выпрыгнул человек в исподнем – потом выяснится, что это был Чапаев. Белоножкин выстрелил в него из винтовки и ранил в руку. Раненому и неузнанному Чапаеву удалось сбежать. А белые поняли, кого они упустили, когда ворвались в дом и обнаружили там только двух неодетых барышень.
Чапаевцам белые грамотно оставили единственный путь отступления – к реке. В условиях паники он стал для них ловушкой:
…Красные бегут к Уралу, на ходу сбрасывают одежду, сапоги. Вся река, насколько хватает глаз, покрыта плывущими людьми. Сотни голов и взмахивающих рук. Тут-то и началась потеха. Казаки выкатили пулеметы. Свинцовые струи резали воду, и там, где проходила струя, там исчезали навеки под водой люди. Из плывущих мало кто уцелел. (участник боя Погодаев);
…Урал окрасился кровью. Раненые, выбиваясь из последних сил, плыли, но, настигнутые пулей, шли ко дну… (участник боя сотник Киров).
В этом бедламе Чапаеву удаётся остановить и собрать вокруг себя около сотни красноармейцев. Они закрепляются в здании штаба, где имеется пулемёт. Во время перестрелки, по словам пленных, Чапаев был ранен в живот. Под огнём его удаётся эвакуировать из здания и, более того, на снятых воротах, превращённых в плот, перевезти на другой берег. А уже там легендарный комдив умер от кровопотери.
Бой в Лбищенске длился до полудня – держались здания штаба и парткома. По ним пару раз вдарили из орудий и сопротивление прекратилось. А буквально через несколько часов в городок ввалились не подозревающие о случившемся красные части – курсанты командной школы и отряд карателей, которыми предусмотрительно обзавёлся Чапаев перед походом на уральцев. Этих просто изрубили до последнего человека, пока опомниться не успели.
В ходе «Лбищенской спецоперации» белые потеряли 24 человека убитыми и 94 ранеными. Не считая утонувших во время переправы, чапаевцы только убитыми оставили на улицах Лбищенска более полутора тысяч человек, в плен угодило 900 человек. Трофеи победителям достались преогромные: амуниция и продовольствие на 2 дивизии, радиостанция, пулеметы, киноаппараты, 5 аэропланов. Захватили целую толпу девиц, представившихся «машинистками» – это, наверно, две их товарки печатали ночью что-то срочное лично комдиву. А в штабе нашли несколько чемоданов орденов Красного Знамени – казачки, будучи любителями подобных цацек, тут же, разумеется, нацепили их на себя сразу по пять штук. Ну, что ж, заслужили, раз, даже Фурманов назвал Лбищенскую спецоперацию «бесспорно талантливым налётом» .
Сам он при лбищенских событиях не присутствовал, незадолго до этого его перевели в другое место (сменивший его на посту комиссара П.С. Батурин в том бою погиб – попытался со страху спрятаться под лавкой в каком-то доме, но хозяйка-казачка указала на него и ему вышибли мозги), а потому можно уверенно сказать, что сцену гибели Чапаева он просто нафантазировал. С показаниями пленных об удачной переправе на импровизированном плоту она не имеет ничего общего:
…плыли двое, уже были у самого берега – и в этот момент хищная пуля ударила Чапаева в голову. Когда спутник, уползший в осоку, оглянулся – позади никого не было. Чапаев потонул в водах Урала…
Я как-то обошёл молчанием один прелюбопытный факт, весьма ёмко показывающий писательский талант Фурманова: оставшиеся в живых чапаевцы в последствии многократно пытались набить ему морду за его литературную деятельность. Он отбрёхивался тем, что, дескать, как великий писатель имеет право на литературный вымысел. И, должно быть, сам неимоверно удивился, когда его литературный вымысел чуть не оказался чистой правдой!
Через 4 года после публикации «Чапаева», ни где-нибудь, а у нас в Рязани всплыл… – кхе-кхе, наверно, не очень удачный термин в рассматриваемом контексте; сформулируем по-другому.
В 1927 году в рязанской губернской газете «Рабочий глас» появляется статья, подписанная инициалами «Т.З.В.», в которой автор заявил, что он, якобы, и есть тот самый «уползший в осоку» красноармеец, плывший рядом с Чапаевым:
В нас не стреляли, какой-то казак преследовал нас до берега, хотел достать копьем, но берег был высок. Сведенная рука не давала мне плыть. «Крепись!» - крикнул он [Чапаев] мне и чуть поддержал меня. Течение отнесло меня аршина на полтора ниже. Он стал выбиваться из сил. Раз, другой погрузился в воду. Я напряг все силы к нему, но сил не было. Руки, ноги не двигались. Он скрылся. Я потерял сознание. Течение Урала вынесло меня на правый берег и спасло мне жизнь.
По всем законам советской жизни автора этой статьи надлежало разыскать! Поднять по тревоге все местные силы НКВД; придать им в усиление дивизию имени Дзержинского; оцепить по периметру всю губернию; организовать выезд только по спецпропускам; методом подворных обходов просеять каждого, кто умеет писать; привлечь пионеров, комсомольцев, сельских активистов, прочих стукачей… в лепёшку разбиться, но найти! Шутка ли – на дворе 10-я годовщина Октябрьской революции, а герой-чапаевец прозябает в забвении. А потому – из-под земли достать, доставить, расцеловать и потом долго ещё трясти руку, приговаривая: «Дорогой ты наш человечище… да, что же мы… да, как же ты… да, мы не…»… а потом, когда пионеры, отсалютовав в последний раз, уйдут, препроводить его в высокий кабинет, где с пристрастием следователь НКВД выяснит, где ты был и что делал 5 сентября 1919 года с 3-х часов ночи до полудня и почему легендарный комдив утонул, а ты, сука, выплыл?!
Ничего этого сделано не было – даже редакцию не арестовали, чтобы допросить о происхождении статьи! Действия её – редакции – малопонятны. Публикуя такой материал, главный редактор должен был быть готов к тому, чтобы предъявить почтеннейшей публике, особенно, той её части, которую уже тогда отличали горячие сердца, холодные головы и чистые руки, автора – не важно, подлинный это чапаевец или коллега «сына лейтенанта Шмидта» (там разберутся! ). Но автора не затребовали, сенсации не получилось, а анонимный «Т.З.В.» так и канул в Лету. Единственными, кто оценил его откровения, были братья Васильевы, инсценировавшие в своём фильме именно «рязанскую» версию гибели Чапаева.
А может олимпийское спокойствие представителей популярного наркомата известно-каких-дел тем и объясняется, что ими самими и был осуществлён «вброс информации» в третьесортную провинциальную газетёнку, которая, заботливо сохранённая, чудесным образом через семь лет попалась на глаза однофамильцам Васильевым. Но тогда получается, что попросил рязанских чекистов об этой маленькой услуге, кто-то очень уважаемый, раз, они не смогли ему отказать.
Хотя, в принципе-то ничего сверхъестественного в этой истории нет! Вспомним казаками порубанный Рязанский коммунистический полк – после его гибели оставшиеся в живых рязанцы, действительно, могли попасть в другие подразделения Чапаевской дивизии, оказаться 5 сентября в Лбищенске, выжить в тамошней мясорубке и вернуться впоследствии в Рязань. Тогда всего и делов – поднять списки полка и посмотреть, нет ли в них человека с инициалами «Т.З.В.». Вот вам, рязанские краеведы, ещё одна темка для вашего электронного альманаха! Дарю идею – дерзайте!
Против канонизированной версии гибели отца взбунтовалась только всё та же Клавдия Васильевна. Под конец жизни она превратилась просто в генератор спекуляций на тему Чапаева. Уже в 50-х годах она заявила, что получила письмо из Венгрии, в котором два венгра, якобы служивших у Чапаева, сообщили ей, что принимали участие в эвакуации раненого комдива на импровизированном плоту. Его удалось переправить через Урал, но на берегу он умер. Руками (под огнём пулемётов с другого берега! ) они выкопали могилу, похоронили в ней любимого командира и замаскировали могилу камышом (а то с того берега в бинокль было не видно, что красные кого-то хоронят! ).
К письму, якобы, прилагался детальный план месторасположения могилы. Однако, попытка разыскать её успехом не увенчалась – к тому времени река изменила русло и предполагаемое место захоронения оказалось затопленным.
Знаете, в этом есть что-то мистическое: Урал не просто убил Чапаева – он его дематериализовал. Реальный Чапаев из плоти и крови не просто умер-утонул, он полностью прекратил своё существование, аннигилировался, канул в небытиё, дабы оттуда явился к нам виртуальный инкуб, которого мы знаем по роману Фурманова, фильму Васильевых и массе анекдотов, авторство которых принадлежит народу.
Сменивший Чапаева на посту комдива И.С. Кутяков отомстит за гибель своего предшественника с размахом Тамерлана, перебив всех пленных и разорив все населённые пункты в радиусе 200 вёрст от Лбищенска. За взятие Гурьева он получит свой первый Орден Красного знамени, а к концу Гражданской их у него будет три. На пике своей карьеры Кутяков окажется заместителем командующего Приволжского военного округа. Непосредственным его начальником будет одиозный П.Е. Дыбенко, драпанувший от немцев из-под Нарвы вместе со своей красной шпаной 23 февраля 1918 года (мы это «славное» событие до сих пор празднуем как День защитников Отечества). 13 мая 1937 года прямо в дыбенковском кабинете Кутяков будет арестован спрятавшимися за гардины сотрудниками НКВД. А закончатся его карьера и жизнь 28 июля 1938 года у щербатой стенки расстрельного подвала – не такая ли участь ждала и Чапаева, не утони он своевременно в Урале?!
А уральцев зверства Кутякова не сломили. Их одолел другой враг – тиф. Перебрасываемые сюда войска Туркестанского фронта занесли на Урал эпидемию и она стала их невольной союзницей, выкосив до 90% личного состава казачьих полков. Именно из-за этого, а не из-за полководческих талантов Кутякова, атаман Уральского войска Владимир Сергеевич Толстов принял решение оставить Гурьев.5 января 1920 года всё, что осталось от Уральского казачьего войска – около 15000 человек – пустилось в труднейший в зимних условиях 700-километровый поход на Форт-Александровский с целью оттуда через Каспий перебраться к Деникину. Об условиях, в которых проходил поход можно судить хотя бы по факту, что в нём погибло 13000 человек: «…цепь трупов на верстах тридцати тянулась беспрерывно…». А добравшиеся до Форт-Александровского узнали, что Добровольческая армия оттеснена в Крым и к Деникину уже не пробиться. В мае Толстов и оставшиеся ему верными 162 казака ушли в Персию. Если доведётся услышать вам пронзительно-печальную «Песню о казачьей судьбинушке», то знайте, что она повествует об этом «персидском» исходе.
Но даже на чужбине для казаков Гражданская не окончилась. В Персии у них нашёлся друг и покровитель – местный аристократ Реза Пехлеви. В Мировую он добровольцем служил в Русской армии, в пластунской бригаде, где сошёлся с казаками и сердечно полюбил их. А потому у себя на родине изгнанников он принял с распростёртыми объятиями. И не прогадал…
Когда коммунисты, больные идеей раздуть мировую революцию, решили наскоком облагодетельствовать «трудящихся Персии» и осчастливить их советской властью, оказалось, что Пехлеви имеет не просто самое боеспособное подразделение во всей персидской армии, а фанатичных ненавистников большевизма. Казачий отряд Пехлеви разгромил марионеточную Гилянскую советскую республику и выдворил красных из Персии. С той поры казаки стали личной гвардией Пехлеви, опираясь на которую в 1921-м году он свергнет выродившуюся Каджарскую династию, а в 1925-м – сам станет шахом.
В отличие от Персии, Россию от «красной чумы» казакам спасти не удалось. В целом, в ходе большевистского геноцида (давайте-ка, называть вещи своими именами! ) было уничтожено 75% населения Области Уральского казачьего войска. Что, товарищи коммуняки, говорите, Гитлер страшный и ужасный?! Да, он по сравнению с вами голубь мира!
Самым жестоким образом обошлась судьба с уральскими казаками и на постсоветском этапе истории. Их исконные земли оказались на территории искусственного образования, никогда до 1991 года не существовавшего – государства Казахстан. Под лукавыми масками дружбы с Россией правительство этого злокачественного новообразования проводит националистическую политику, конечная цель которой создание мононационального казахского государства. Разумеется, в таких условиях о каком-то возрождении Уральского казачества не приходится даже мечтать.
Ну, и, наконец, чтобы завершить сюжетную линию – как же сложилась судьба 25-й дивизии после гибели командира? Ей уже 4 октября 1919 года было присвоено имя Чапаева. До мая 1920 года она воевала с уральцами, а потом была переброшена на запад, против Польши. С западных рубежей её уже не выводили – Великую Отечественную 25-я Чапаевская дивизия встретила на румынской границе. Сражалась стойко, но на фоне общего разгрома вынуждена была отступить к Одессе. Когда Одессу решено было сдать, прикрывала отход основных сил и была эвакуирована из оставляемого города последней.
Переброшенная под Севастополь, приняла участие в его героической обороне и погибла в полном составе. 30 июля 1942 года знамёна 25-й стрелковой дивизии были утоплены в Чёрном море, а она сама официально объявлена расформированной. Там, под Севастополем, бок о бок с последними чапаевцами сражался мой дедушка Орлов Александр Васильевич…
Надеюсь, что благосклонная аудитория простит мне столь обширное отступление от основной темы повествования. Я позволил его по двум причинам. Во-первых, Василий Иванович того достоин – личность он, как ни крути, неординарная. А, во-вторых, – не резанула ли моим постоянным читателям эта статья по глазам? Все привыкли уже, что ковыряюсь я во временах допотопных, периодах ледниковых, сказочки анализирую, мифы с легендами… и тут, на тебе, 1919 год!
Вы удивитесь, но я своим пристрастиям не изменял. Только, если обычно я мифы препарирую, чтобы из-под множества слоёв фантастической шелухи извлечь на свет Божий сокрытые под ними крупинки правды, то в данном случае я рассмотрел прямо противоположный процесс – мифотворчество. На примере Чапаева проследил превращение человека в легенду – ведь, ныне мы его иначе как «легендарный комдив» и не называем.
А на примере сцены психической атаки я исследовал превращение в киномиф событий 9 июня 1919 года. Реальный факт проведения против 25-й Чапаевской дивизии белыми войсками психической атаки был искажён следующими не соответствующими действительности элементами:
Популярная песня.
Упреждая возможные упрёки в однобокости подхода, в гипертрофированной героизации белых и предвзятости к их оппонентам, надо отдать должное и красным – они тоже в психические атаки ходили. Правда, если у белых психические атаки сразу вошли в обиход и стали заурядным явлением, то красные на это решались только в крайних случаях, в виде исключения, да, и то с некоторыми оговорками…
На начальном этапе Гражданской войны, как мы разобрали в первой части нашего маленького исследования, красногвардейцы стоять на смерть просто смысла не видели. В 1918-м году на психическую атаку они решились всего однажды, когда попали в условия, преследовавшие Добровольческую армию с начала её существования.
Первым достоверным случаем психической атаки, проведённой красными, считается прорыв красной Таманской армии с Таманского полуострова на Северный Кавказ. Запертая на Тамани с перспективой полного уничтожения Таманская армия, подхлёстнутая массовым обострением инстинкта самосохранения, двинула от безысходности в атаку без, из-за дефицита боеприпасов, огневой подготовки и вырвалась из окружения.
Разумеется, большевистская пропаганда раздула Таманский поход до масштабов эпоса – это про него А.С. Серафимович настрочил роман «Железный поток» . Ну, а мелкие детали, способные привести к нежелательным выводам по традиции опускались. Например, на момент начала похода в Таманской армии было 30000 бойцов и 25000 обозников. А в «окружившей» её Добровольческой армии в этот же момент было всего, вместе с обозом и ранеными, 9000 человек. Причём, Таманский участок был для добровольцев далеко не приоритетным – основные бои шли на других направлениях и «уделить должного внимания» Тамани белые не могли. Так что, при ближайшем рассмотрении, вовсе не психической атакой, а массой продавили красные таманцы себе дорогу сквозь чахлое оцепление белых.
Повторно на нечто подобное красные решились только через два года.
В июле 1920 года под Ореховым в самоубийственную атаку на дроздовцев пошла без выстрелов, но с пением «Интернационала» бригада курсантов 1-х Московских пулемётных курсов. Поскольку сегодня названные пулемётные курсы это Московское высшее военное командное училище, то эпизод этот всячески превозносится, как доказательство неподдельного героизма предшествующих поколений и свидетельство былого боевого прошлого. Официальная версия тех событий, скупо, не вдаваясь в детали, гласит:
В боях под Ореховым и Синельниковым они [красные курсанты] лицом к лицу сошлись с офицерскими частями Дроздовской дивизии – одной из лучших в Белой Армии, но не дрогнули и в жестоких боях смогли одержать победу. В 1920 г. в Кремле был установлен обелиск с надписью: «Слава командирам и курсантам, павшим в боях в борьбе против контрреволюции под Ореховым и Синельниковым. 23/VIII - 1920 год».
Что-то мне показалось в этой истории нечистым. Даже не то, что процитированный источник именует Михаила Гордеевича Дроздовского «генералом Дроздовым» , и его, погибшего осенью 1918 года, объявляет живым и здравствующим по состоянию на июль 1920-го, а то, что если бы всем «павшим в боях в борьбе против контрреволюции» коммунисты в Кремле памятники ставили… Да, и сама формулировка – павшим в боях – настораживает. Ведь, если бы речь шла о какой-то грандиозной победе, её бы описали красные пропагандисты-агитаторы не эпитафией, а совсем другими эпитетами.
А дело было так: «красные курсанты» (белые их называли «ленинские юнкера» ) представляли ту категорию подразделений, которые в любой армии презрительно именуются «придворными», «паркетными» и «балетными» . 1-е Московские пулемётные курсы готовили не будущих боевых командиров, а тех, кто должен был в перспективе охранять новую «народную власть» от этого самого народа – охрану Кремля. Сами себя они гордо именовали «кремлёвские пулемётчики» .
Понятно, что перспектива необременительной службы в Москве, под тёплым бочком у власти, на наркомовском пайке и без перспектив загреметь в действующую армию привлекала на пулемётные курсы не идейных борцов с контрреволюцией, а, преимущественно, приспособленцев всех мастей. И так бы и текла их безоблачная, на полном гособеспечении жизнь, если бы не «дедушка» Ленин.
Осенью 1919 года Добровольческая армия под командованием Антона Ивановича Деникина, достигла пика своих побед, взяла Орел и объявила следующей своей целью Москву. Большевистское правительство запаниковало и изготовилось было уже бежать за границу или уходить в подполье. На фронт, затыкать дыры отправлялось всё, что ещё не было подобрано частыми мобилизациями. В этот тревожный момент ленинский взор упал на лоснящиеся ряшки кремлёвских пулемётчиков. Ни их число, ни боевые качества переломить ситуацию на деникинском фронте физически не могли, но Ленин тут же приказал гнать их на Деникина.Вы только не подумайте ошибочно, что Ленин был безрассудно бесстрашен, как Робин Гуд. Просто его тушку уже тогда берегли так, что он мог без какого-то для своей безопасности ущерба мановением руки отослать от себя 4000 курсантов-дармоедов.
Первый круг ленинской охраны составляли 16 телохранителей. Не могу удержаться, чтобы их не перечислить: Габалины Роберт и Арвид, братья Дунц, Звейгзнэ, Звирбул, Интэ, Озолин, Пизан, Рубашевский, Снесарев, Сталкис, Хейфиц, Цируль, Чебанов, Эрдман – по фамилиям видно, что это простые русские парни, откуда-нибудь, с Путиловского завода.
Выезды вождя мирового пролетариата обеспечивал 1-й автоброневой отряд ВЦИК имени Свердлова – это он распухнет со временем в дивизию имени Дзержинского. В автоброневом отряде всего 30 человек, но технически он по тем временам оснащён первоклассно: 2 броневика «Остин», 4 грузовика «Фиат» со спаренными пулемётами «Максим» на турелях, несколько легковых автомобилей и мотоциклов с установленными на них ручными пулемётами. Личный состав автобронеотряда укомплектован тоже сплошь простыми русскими ребятами из Рязани и Иваново – Онопко, Гиль, Буш, Янсон, Розенштейн, Урбан, Сентнер, Марцинк… («Центральный государственный архив Советской армии. В двух томах. Путеводитель» том 1, раздел VI Органы военно-окружного управления).
Следующий круг охраны – 70 китайских «интернационалистов» (Пын Мин «История советско-китайской дружбы»). Для справки: всего в Красной армии служило 40000 китайских наёмников (и китайчонок Юю из «Красных дьяволят» был во времена Гражданской вполне заурядным явлением). Вояки они были никакие, а каратели идеальные – как-никак в их стране была создана самая совершенная и обширная наука о пытках. Отношение к ним было соответствующее: «Китайцев – тех не миловали. Изуверы, говорят, нехристи, шпионы немецкие. Этих почти всех порубили» (И.Э. Якир «Воспоминания о Гражданской войне»).
Ну, и, наконец, 8 полнокровных полков латышских стрелков. Надо сказать, что для прибалтов – «латышами» собирательно в то время называли не только латвийцев, но и литовцев и эстонцев – служба у коммунистов в карательных органах стала чем-то вроде национального бизнеса. Только в структурах ВЧК уроженцы балтийских берегов составляли до 75% «сотрудников». И коммуняки это ценили: «Ни с одной страной мы так тесно не связаны, как с красной Латвией… Ни с кем мы так тесно не связаны, как с латвийскими стрелками…» (из выступления Свердлова на I Вселатвийском съезде Советов 13 января 1919 года). А сегодня прибалтийские недоноски, бия себя в грудь, верещат на весь мир о своих страданиях под гнётом «русского коммунизма», выставляют себя невинными жертвами и требуют компенсаций за «годы советской оккупации» - ещё посчитать надо кто кому должен!
Комендант Кремля попытался своих подопечных «отмазать», вежливо намекая, что «центр большевистской власти останется без охраны» , но Ленин уже был в полной истерике: «Если Деникин подойдет к Москве, не поможет и хорошая охрана Кремля, ею Республику не спасешь. Нужно отправить курсантов на фронт сейчас, когда там решается судьба революции» . И, хотя препирательства по поводу отправки-неотправки длились почти полгода, кремлёвские пулемётчики всё же угодили на фронт.
На белых их появление, действительно, произвело неизгладимое впечатление. Предоставим слово непосредственному участнику тех событий генерал-майору Антону Васильевичу Туркулу, описавшему события под Ореховым в своих мемуарах «Дроздовцы в огне: Картины гражданской войны, 1918 - 1920 гг.»:
Крым. Июнь 1920 года. Бои. Мы в таком непрерывном боевом напряжении, когда начинаешь чувствовать, что надо передохнуть, выспаться, выйти из огня в тишину, в покой, как бы напиться свежей холодной воды.Одним словом, напали цыплята на ястребов… и получили памятник в Кремле. Хотя, если вдуматься, памятник-то этот не кремлёвским курсантам, а раскатавшим их в пух и в прах дроздовцам – сумел неизвестный архитектор с тонкой издёвкой заложить в него скрытый смысл.
Удалось мне найти свидетельство, что психические атаки красные предпринимали не только на деникинском, но и на других фронтах. В частности, некий интернациональный полк, театрально выряженный в красные палаческие рубахи, ходил однажды в психическую атаку на Северном фронте. Атака захлебнулась по неожиданной пикантной причине – не дошли. Красноармейцы были настолько пьяны, что не держались на ногах.
Говоря о психических атаках, надо отрешиться от ещё одного стереотипа. Благодаря «братьям» Васильевым, мы представляем психическую атаку непременно в пехотном исполнении, тогда как, она запросто осуществима и конными массами. А Гражданская была «самой кавалерийской» войной ХХ века: пространства немереные, фронта как такового нет, всегда есть возможность обойти противника по флангу или углубиться в рейд по тылам. Потому и возникали во время Гражданской такие монстры как конные армии и кавалерийские корпуса.
Фактически, кавалерийской психической атакой можно считать любую атаку в сомкнутом строю. Применялись такие атаки неоднократно с обеих сторон, но надо отдать должное красным, что самую массовую и классическую по исполнению атаку провела именно 1-я Конная армия. И отведал её на своей шкуре батька Махно.
Этот всю Гражданскую проболтался, как хрен во щах, то союзничая с красными, то воюя против них. Политику свою он излагал так: «Коммунисты нам враги, но они, всё же, революционеры, а потому сначала надо одолеть «кадетов», а с коммунистами разберёмся потом» . Ну, не умел батька расставлять приоритеты!
По простоте душевной красным Махно услужил больше, чем все их собственные командиры вместе взятые. Первый раз, когда прошёлся рейдом по тылам уже взявшей Орёл Добровольческой армии, разрушив их инфраструктуру и нанеся тем самым смертельный удар, после которого наступил перелом в пользу красных. А, второй раз, когда подсказал Фрунзе идею брать Крым не лобовой атакой на Перекопский укрепрайон, а в обход, через Сиваш.
Батькину идею Фрунзе воплотил в жизнь и в знак благодарности власть советская обрушилась на своего доверчивого союзника всей мощью 1-й Конной. В конце ноября 1921 года, едва рассвело, вся её масса при фланговой поддержке 2-го и 3-го кавкорпусов, залив собой горизонт по всем сторонам света, пошла сомкнутым строем в атаку на махновцев. Без команд и без криков «ура!», в абсолютном молчании. Только грохот тысяч копыт по мёрзлой земле да свист рассекаемого лесом занесённых над головой шашек воздуха. И не стало в тот день махновской Повстанческой армии, как боевой единицы…
И противостоять этой конной лавине могла в тот момент одна-единственная сила на земле – наши старые знакомые дроздовцы. В 1920-м году, на Кубани, прикрывая в арьергарде отступление Добровольческой армии, Дроздовский полк под станицей Славянской оказался окружён 1-й Конной. С того самого момента, как человек впервые сел на лошадь, у пехотинца на открытом пространстве шансов против кавалериста не было. Казалось, и в данном случае исход предрешён.
Однако, не теряя присутствия духа, дроздовцы сбежались вместе и выстроились в плотное, плечом к плечу, каре, ощетинившееся штыками. Красную конницу осадили залповым огнём с близких дистанций, а редкие прорвавшиеся к каре кавалеристы вынуждены были разворачиваться, так как кони на штыки не шли и прорубиться в центр дроздовцев не представлялось возможным. Отразив таким образом несколько атак, дроздовцы сами перешли в немыслимое никакими канонами военной науки наступление, прорвали порядки «первоконников» и вышли из окружения.
А последняя классическая психическая атака той войны была проведена 3 апреля 1920 года генерал-лейтенантом Яковом Александровичем Слащёвым. Этот человек, ставший впоследствии прототипом Хлудова из булгаковского «Бега», прошёл весь путь Добровольческой армии с момента её рождения до эвакуации из Крыма. Проявил себя за это время не только как грамотный командир, но и как отчаянный храбрец. Даже ввёл особую моду: в офицерских частях было принято, в знак презрения к смерти, ходить в атаки с папироской в зубах. «Генерал Яша» не курил, поэтому, когда случалось, шёл в наступление, лузгая семечки. Разумеется, очень скоро, половина Добровольческой армии поднималась в атаки с винтовкой под мышкой и кулёчком семечек в руке…
Полностью проявил себя Слащёв, когда белые уже были заперты в Крыму – даже заработал титул «Слащёв-Крымский». Крымская бригада Слащёва обороняла Перекоп и имела задачу не допустить прорыва в Крым красных. На волне своих успехов весной 1920 года они хотели взять последний оплот Белого движения нахрапом. Один из эпизодов и случился 3 апреля на Чонгарской дамбе.
Позиции белой 13-й пехотной и красной 46-й стрелковой дивизий располагались друг напротив друга на противоположных берегах Сиваша, соединявшихся только двухкилометровой дамбой, узкой настолько, что на ней размещались только нитка железной дороги и параллельная ей деревянная гать для гужевого транспорта. Вечером 3 апреля красные предприняли попытку наступления. После интенсивной артподготовки их части начали втягиваться на дамбу.
Слащёв располагал только резервом из 120 юнкеров Константиновского военного училища. И он пошёл ва-банк: выстроил юнкеров в колонну, приказал полковому оркестру играть марш и, лично возглавив свой маленький отряд, повёл его «в ногу» на дамбу. Дальнейшее Яков Александрович в своих мемуарах описал следующим образом:
Я отдал приказ юнкерам построиться в колонну по отделениям и двинул её на гать с мостом. Артиллерия красных стала стрелять беспорядочно: ни один снаряд не падал на гать. Ружейный огонь был не менее беспорядочен – пули летали через головы.Суворовская тактика Слащёва превзошла все ожидания: красные бежали, а юнкера, не потеряв ни одного человека, экспромтом взяли станцию Сиваш.
В целом, по фронту, Слащёву удалось сбить наступательный потенциал Красной армии и отсрочить падение Крыма на полтора года. Увы, героизм белых уже был героизмом обречённых, а полученная отсрочка стала лишь временем агонии Белого дела.
…Людям моего поколения с ясельного возраста в головы вбивали аксиому, что в Гражданской войне победили красные. Хотелось бы задаться вопросом: а могли ли, вообще, в той братоубийственной войне быть победители?
И красные, и белые сражались за Россию – только та «идеальная» Россия им представлялась по-разному. В результате без России остались и те, и те. Белые потеряли её физически, а красные участники Гражданской вместо чаемого общества добра, справедливости, равенства и братства получили тоталитарное государство-молох к 1937-му году пожравшее их самих.
Орлов Владимир,Ссылки:
[1] http://www.youtube.com/watch?v=UeV5WNku1Ps&feature=related
[2] http://www.chapai.narod.ru
[3] https://62info.ru/system/files/images/user_images/u1/docs1/chapai29_0.jpg
[4] http://www.mosvoku.narod.ru
[5] https://62info.ru/system/files/images/user_images/u1/docs1/chapai26_0.jpg
[6] https://62info.ru/system/files/images/user_images/u1/docs1/chapai27_0.jpg