Провинциальный Скопин в конце прошлого века стал своеобразной свободной экономической зоной -- в том смысле, что жил по своим экономическим законам. Законам мошенничества в особо крупных размерах, изобретенным г-ном Рыковым и, что еще занятнее, до сих пор никем не отмененным.

О существовании Скопина, маленького уездного городка в Рязанской губернии, Россия никогда бы не узнала, если бы в один прекрасный день с оглушительным треском там не лопнул банк. Тысячи вкладчиков оказались разорены, а погрязшее в казнокрадстве городское начальство предстало перед судом.

Уже в самом названии этого несчастного города содержалась некая трагическая предопределенность: по легенде его прозвали Скопинской слободой, потому что в нем был притон, или "скоп", разбойников. Впрочем, в момент описываемых событий в городе царил один разбойник -- бессменный директор местного банка Иван Гаврилович Рыков.

Без малого два десятилетия он держал скопинцев в полном подчинении и страхе. Он был самым настоящим "крестным отцом" скопинской мафии. Если слово "мафия" понимать как сращивание власти, криминальных и финансовых структур, то скопинское дело должно служить учебным пособием для начинающих следователей по экономическим преступлениям.

Схема обогащения, придуманная Рыковым в 1863 году (135 лет назад!), отвечала классическим признакам денежной пирамиды. Не получивший достойного образования, скопинский банкир был талантливым самоучкой (впрочем, как и большинство одаренных жуликов) и финансовым гением. У него была хорошая интуиция, и он прекрасно использовал выгодный момент. Кроме того, у него были недюжинные способности менеджера -- он смело и быстро "раскручивал" свои идеи. Те времена имели много общего с нашими: капитал только-только пробивал себе дорогу в полуфеодальной России, механизмы контроля за финансовой и коммерческой деятельностью еще не были отработаны, а деньги в стране уже имелись. Поле для деятельности немереное, есть куда приложить ловкую руку.

Денег нет -- иди во власть

Родился Иван Гаврилович Рыков в 1833 году в семье небогатого мещанина Оводова. Родители рано умерли, и осиротевшего мальчика усыновил родственник -- богатый купец Андрей Федорович Рыков, давший ребенку свою фамилию. Когда Ивану Рыкову исполнилось 15 лет, его благодетель тоже отошел в мир иной, оставив приемному сыну прекрасное состояние -- 200 тысяч рублей. О приумножении полученных капиталов молодой человек не заботился -- к 30 годам он оказался без копейки денег.

Денег нет -- иди во власть. Такова нехитрая российская мудрость на все времена. Иван Рыков пошел в городские чиновники и вскоре стал бургомистром (заведовал комплексом коммунального хозяйства). Не последнюю роль в его стремительной карьере сыграла магия фамилии. Ему в заслуги автоматически записывали добрые дела и таланты дяди. "Если родственник был дельным купцом,-- размышлял обыватель,-- то и племянник с головой".

Занимал он должность бургомистра недолго. В 1863 году скопинские городские власти учредили собственный банк, и толкового молодого человека избрали директором. 30-летний Рыков действительно горел на работе.

В первые годы своего существования Скопинский городской общественный банк принес немало пользы. Треть доходов от банковской деятельности шла на нужды города, треть -- на благотворительность, треть -- на приращение основного капитала.

Молодому банкиру быстро наскучило трудиться на общественное благо -- он мечтал о куда более рискованных денежных операциях. "Жаль, королевство маловато -- разгуляться негде" -- это и о скопинском банкире тоже. Рыкову мешал контроль со стороны городского головы купца Михаила Леонова, человека принципиального и честного. Чтобы избавиться от него, Рыков выдвинул свою кандидатуру на этот пост и выиграл выборы. Так как по закону уже тогда нельзя было совмещать должности директора банка и городского головы, пост мэра Рыков уступил своему ближайшему сподвижнику (это закон допускал) -- купцу Никифору Афонасову. Теперь руки у него были развязаны.

Три бухгалтерии скопинского банка

Первой заботой молодого финансиста стало привлечение в скопинский банк капиталов. Рыков понимал: необходимо, чтобы потенциальные вкладчики жили подальше от Рязанской губернии и пореже наведывались в Скопин: лишние глаза в городе не нужны. Этим условиям идеально соответствовали монастыри -- их сбережения в значительной степени и пополнили банковские сейфы.

Иван Гаврилович провел грамотную рекламную кампанию, используя провинциальную и столичную печать, где публиковались объявления о сказочных процентах по вкладам. (Плагиатор г-н Мавроди, заметим в скобках, также не жалел денег на телевизионный сериал о Лене Голубкове, осчастливленном МММ, и даже устроил презентацию МММ на Кипре, куда на три дня вывез столичных журналистов).

Главным редакторам газет Рыков лично предоставил крупные беспроцентные кредиты. Реклама заработала -- популярность скопинского банка стала расти как на дрожжах, деньги потекли в городок рекой, тем более что на первых порах обещанные проценты исправно выплачивались.

Для вовлечения все новых игроков в свою схему Рыков выпустил процентные бумаги банка по вкладам. Они не были обеспечены капиталом банка, не имели правительственной гарантии. Впрочем, это никого не волновало. Бумаги котировались среди клиентов, покупались и продавались, и новые жертвы сами несли свои сбережения в бездонный рыковский карман.

Рыков жестко придерживался одного железного правила: ни среди жителей Скопина, ни даже Рязанской губернии вкладчиков банка не было.

Как и положено криминальному банку, скопинский имел две бухгалтерии -- официальную и внутреннюю. Перед ежегодной публикацией отчетов об активах банка его служащие писали заявления от анонимных вкладчиков на значительные суммы, а через несколько дней расписывались в получении мифических вкладов.

Но была еще и третья бухгалтерия -- личная рыковская. К тайнам рыковской личной бухгалтерии доступ имел только один человек -- бухгалтер Матвеев.

Матвеев пользовался серьезными полномочиями: принимал на работу и увольнял, устанавливал размеры жалования и взяток. Необыкновенно набожный, бухгалтер после составления годовых отчетов отправлялся на богомолье.

Матвеев был единственным человеком, с которым Рыков водил какое-то подобие дружбы: только с ним здоровался за руку и ездил к нему в гости. Всем остальным Иван Гаврилович демонстрировал глубочайшее презрение. Мог часами морить в приемной просителей, которые потом нередко слышали: "Ступайте, сам спать лег". "Сам" никогда не общался с вкладчиками, они лишь могли лицезреть его портреты. Как и г-н Мавроди, Иван Гаврилович испытывал слабость к своим изображениям.

Трудно сказать, что Рыков любил больше -- деньги или власть. Несомненно, одно с другим связано, да и, в конце концов, эти понятия почти синонимы. Но скорее всего, деньги были для него первичны, ради доступа к ним он и взял в городе власть.

Взял без боя, попросту купил. Для скопинской элиты существовали открытые кредитные линии, а долговые обязательства переписывались на новые сроки в течение многих лет. Кипы неоплаченных векселей были хорошими аргументами в любом споре с потенциальными противниками.

Вся городская Дума была у Рыкова в кармане, ее решения полностью зависели от скопинского банкира. Накануне очередных выборов по домам избирателей ходили люди Рыкова и настойчиво рекомендовали избрать тех, кого уже "назначил" в гласные Иван Гаврилович. Долг городских голов исчислялся сотнями тысяч рублей. А один из них, запойный пьяница, находился не только в денежной, но и алкогольной зависимости от банкира: тот его регулярно "накачивал".

Городским служащим: телеграфистам, секретарю полицейского управления, судебным приставам, почтмейстеру, мировому судье, секретарю городской управы -- Рыков ежемесячно платил дополнительное "жалованье". От 15 до 50 рублей в зависимости от услуг, среди которых были задержка нежелательных писем, доносы, сбор слухов.

От неугодных людей Рыков избавлялся традиционным российским способом: либо стряпал против них уголовные дела и сажал в тюрьму, либо выгонял из города. Исправник отвозил изгнанника на вокзал и сажал в поезд. В неугодные можно было попасть по любой, причем самой неожиданной причине: один из сотрудников банка накликал на себя гнев за то, что "свистал в городском саду", другой -- потому что был "франт".

Конечно, не обошлось без бунта. За девятнадцать лет была предпринята одна-единственная попытка восстания против тирана. Купец Дьяконов, один из должников банка, подал как-то жалобу на Рыкова в жандармерию. Ему было известно о злоупотреблениях в банке, и он желал предотвратить "дурные" последствия. Рыкову тут же донесли. Дьяконова предупредили: не уймешься -- разорим. Купец не внял и попытался передать жалобу губернатору. Вскоре у него сгорел арендный винокуренный завод. Тем временем Рыков потребовал с Дьяконова должок в 20 тысяч рублей. Дьяконовские дома пошли с молотка, но всю сумму долга не окупили, и "неоплатному" должнику пришлось почти год просидеть в тюрьме. Дьяконовский долг был для Рыкова пустяковым и нужен был только для того, чтобы продемонстрировать, кто в городе хозяин.

"Черное дело"

Однако Рыков с его-то талантом делать деньги из воздуха не довольствовался достигнутым. Лет за десять до разорения банка он провернул еще одну красивую комбинацию.

Недалеко от Скопинского уезда находились Чулковские угольные копи. Иван Гаврилович Рыков решил проверить, нет ли и в его родном уезде "черного золота". Провел изыскательские работы и уголь действительно обнаружил. Но мало: пластовых залежей близ Скопина не было.

Рыкова это не смутило. По губернии пошел слух о новом месторождении, и Иван Гаврилович немедленно учредил "Акционерное общество Скопинских угольных копей Московского бассейна". Директором угольной компании стал, конечно, он сам, а акционерами -- рыковские рабы, те помещики, купцы и мещане, чьи имения и дома были заложены в городском банке.

В документах "Общества" фигурировал фиктивный складочный капитал в два миллиона рублей, и на эту сумму были выпущены акции, цена которых равнялась стоимости бумаги, на которой они были напечатаны.

Иван Гаврилович развернул бурную деятельность по "раскрутке" своего новорожденного детища: регулярно печатал в российских газетах (напомним, в свое время им "схваченных") отчеты о добыче угля, таблицы и графики с балансами и дивидендами. В Москве на Политехнической выставке Рыков показал образец шахты и установил манекен: кукла в трудовом порыве замахивается киркой на пласт угля. Здесь же стояли два вагона угля, якобы добытого на мифических копях.

Спектакль произвел слабый эффект -- акции почти никто не покупал. Тогда Рыков отправил своих агентов на Московскую и Петербургскую биржи, где они в течение целого года продавали и покупали друг у друга бумаги угольного "Общества". В газетах появились котировки акций.

Убедив общественность в доходности скопинского "угольного бассейна", Рыков добился приема у министра финансов Рейтерна и получил разрешение расплачиваться угольными акциями за акцизные марки на алкоголь по курсу 75 рублей за 100. То есть он получал 75 реальных рублей за 100 дутых. Часть акций Рыков успел реализовать по задуманному плану, но эта блестящая махинация не увенчалась успехом -- обман был раскрыт. Тогда Рыкову удалось замять дело, и к ответственности он привлечен не был. Видимо, высокие связи великого скопинского комбинатора (которые так и остались для истории тайной) сыграли свою роль. Об угольно-винной авантюре Рыкова не вспомнили даже на судебном процессе по делу о крахе банка.

Крушение пирамиды

Жизнь в Скопине текла по-прежнему. Рыков крепко держал город в руках. Но постепенно стройная схема начала давать сбои. К началу 1880-х годов долги банку достигли фантастических размеров, средства вкладчиков растаяли, а вовлечь в игру новых клиентов уже не удавалось. О банке поползли нехорошие слухи, вкладчики начали требовать деньги обратно.

В 1882 году банк объявили несостоятельным. "Когда я в качестве понятого в день краха пришел со следователем в банк,-- рассказывал на суде один из свидетелей,-- то целый угол был завален кипами неоплаченных вкладных билетов, перемешанных с массами и просительных, и угрожающих писем и телеграмм".

Рыкова взяли под стражу. Следствие по делу продолжалось два года.

Поздней осенью 1884 года в Москве, в здании Судебных установлений, начались слушания. Интерес к процессу был огромный. Многие приезжали в суд, только чтобы посмотреть на человека, надувавшего страну в течение девятнадцати лет. Рыков, конвоируемый вооруженными солдатами, проходил в зал заседаний через живой коридор любопытствующей и негодующей публики. Здесь же, в зале, экспонировались знаменитые бухгалтерские книги банка.

Исключительность процесса подчеркивалась усиленной охраной: у каждой двери выставили тройной караул -- полицейский, судейский, жандармский. И у подъезда находился особый пост.

На слушаниях присутствовало 28 журналистов, среди них 24-летний корреспондент "Петербургской газеты" Антон Чехов, тогда подписывавшийся как "Антоша Чехонте". Свои впечатления он печатал в журнале "Осколки". Благодаря Чехову мы наконец можем ознакомиться с портретом скопинского банкира.

"Тюрьма добавила его лицу и волосам лишних лет 5--10...

...Его маленькие, почти китайские глаза, утонувшие в морщинах, пугливо бегают по зеленому сукну судейского стола.

...Этот "Иван Гаврилов", одетый в грубое сукно, возбуждающий на первых порах одно только сожаление, вкусил когда-то сладость миллионного наследства. Разбросав широкой рукой этот миллион, он нажил новый... Ел раки-борделез, пил настоящее бургонское, ездил в каретах. Одевался по последней моде, глядел властно, ни перед кем не ломал шапки.

Трудно теперь землякам узнать этого эпикурейца-фрачника в его новом костюме".

На суде огласили сенсационные цифры: за девятнадцать лет "рыковщины" в банке расхищено 12 миллионов рублей. На удовлетворение этого долга удалось найти лишь 800 тысяч. С чем можно сравнить цифру долга, чтобы стали понятны его масштабы? Подсудимые сами предложили оценить и продать имущество города и таким образом возместить ущерб. Но оказалось, что, даже если продать все до последней собачьей будки, кредиторы смогут получить 28 копеек с рубля.

Рыков жил, Рыков жив, Рыков будет жить!

Поразительно: сам Рыков ничего не накопил. У него не было семьи, душевных привязанностей. Все свое огромное богатство он спустил, бездумно распылил. Точно так же жил и обреченный город Скопин: кутил и гулял напропалую, никогда не трезвея. Разве что иногда строил богадельню или школу. К концу рыковского правления город был основательно разорен: все это время торговцы, привлеченные денежными покупателями, стабильно держали в Скопине высокие цены. Легко достававшиеся деньги тут же тратились.

По рыковскому делу проходило 26 человек, среди них были городские головы, гласные Думы, члены городской управы, члены правления банка, банковские служащие. Все они были признаны некредитоспособными, так как оказались бедны как церковные мыши. У одного из должников банка, кредитовавшегося на 118 тысяч, имелось имущества на 330 рублей; у другого, набравшего долговых обязательств на полмиллиона, был лишь "паршивенький домишко где-то у черта на куличках".

Обманутых вкладчиков насчитывалось около шести тысяч. Среди них были чиновники, духовенство, военные, учителя. Средняя цифра взносов колебалась от 2 тысяч до 6 тысяч рублей. Люди с подобными средствами считались по тем временам малоимущими. Они легко попались в рыковскую ловушку, так как были на редкость наивны и не знакомы с правилами игры в пирамиду.

"Суд допрашивает иеромонаха Никодима, приехавшего в "мир" из дебрей Саровской пустыни Пошехонского уезда,-- писал Чехов.-- Отец пошехонец дряхл, сед и расслаблен... Вооружен он здоровеннейшей клюкой, вырезанной им по дороге из древ девственных пошехонских лесов... Говорит тихо и протяжно.

-- Почему вы, батюшка, положили ваши деньги именно в Скопинский банк, а не в другое место?

-- Наказание Божие,-- объясняет объегоренный старец.-- Да и прелесть была... наваждение... В других местах дают по три -- по пяти процента, а тут семь с половиною! Оххх... грехи наши!

-- Можете идти, батюшка! Вы свободны.

-- То есть как-с?

-- Идите домой! Вы уже больше не нужны!

-- Вот те на! А как же деньги?

Святая простота воображала, что ее звали в суд за получением денег! Какое разочарование!"

(Знал бы Антон Павлович, что и через сто лет наивность и доверчивость останутся главными достоинствами россиян. И ведь не безграмотные крестьяне сдавали деньги в МММ или "Чару" -- люди с высшим образованием.)

Пятеро из 26 подсудимых были оправданы. Остальные получили разные сроки ссылки и были лишены прав. Рыкова отправили в Сибирь.

И все же почему Рыков проявил такую потрясающую непрактичность? Почему не сбежал за границу, не вложил наворованные деньги в бриллианты или в недвижимость?

Нынешние акулы российского бизнеса, духовные дети и потомки банкира Рыкова эту ошибку основателя финансовых пирамид исправили: они вовремя переводят деньги, сматываются за границу (интересно, сколько все-таки наших мошенников, надувших соотечественников, проживают нынче в добровольной эмиграции), покупают особняки на подставных лиц. Нынешнее поколение российских мошенников готовится к своей второй жизни в капиталистическом раю едва ли не с первых шагов в бизнесе -- так египетские фараоны когда-то готовили себя к вступлению в загробный мир.

Скорее всего, с Рыковым случилось то, что нередко происходит с людьми, добравшимися до неограниченной власти: он потерял чувство реальности. Казалось, никакая сила не сможет пошатнуть его могущество. Может быть, ему не хватило элементарного образования, чтобы вычислить тот роковой день, когда пирамида начнет рушиться. Вероятно, сказалась и российская привычка жить моментом, мгновением, не задумываясь о будущем.

Дальнейшая судьба Рыкова неизвестна. Пытался ли он придумать какие-нибудь очередные авантюры, чтобы спасти себя, или так и умер в Сибири, ссыльным? Впрочем, дальше историю российского мошенничества писали другие.

Журнал "Профиль"